листья опахальника, прикрепленные к прутьям. Это нехитрое сооружение давно изорвалось и было сброшено, и потому Симур просто расставил конечности, словно самодельные крылья по-прежнему трепетали у него за спиной. Как ни странно, это движение прекратило его беспомощное кувыркание. И хотя скорость падения нисколько не замедлилась, у несчастного возникло ощущение, что он может управлять своим телом даже сейчас.

Неожиданно мощный поток восходящего воздуха подхватил его, закружил и повлек куда-то вбок. Симур успел заметить лишь темное жерло, похожее на исполинское дупло или тоннель давно погибшего Города. Над жерлом поток воздуха ослаб, и тело юного древолюда уже совершенно неуправляемо скользнуло в темноту этого тоннеля, глубокую и холодную. Он долго падал в темноте, каждое мгновение ожидая удара, который сокрушит его кости и размозжит глупую голову, но, как ни странно, падение его постепенно начало замедляться, а в темноте замелькали смутно знакомые огонечки.

Прошло совсем немного времени, когда его, еле живого от пережитого ужаса близкой и неминуемой смерти, плавно опустило на что-то мягкое. Несколько мгновений Симур лежал на этой странной поверхности, которая начинала ходить ходуном, едва упавший пытался пошевелиться. Потом он попытался встать. Ничего не вышло. Руки и ноги погружались в податливую мякоть, напоминающую колонию грибунов, пораженных слепой плесенью. Сравнение это настолько испугало юного древолюда, что он отчаянно забился, затрепыхался и вдруг соскользнул с мягкой ловушки в полную пузырьков теплую воду.

Глава восьмая

Как кровь из раны

Все чудеса, которые Симур видел на верхнем помосте у колдуна, померкли в сравнении с теми, что открылись ему в дупле, пронизывающем самую сердцевину Отвесного мира. Выбравшись из воды, он долго лежал на чем-то гладком и плоском, похожем на лист опахальника, такого огромного, что краев его не было видно. И только голод заставил юного древолюда подняться. Правда, увиденное настолько его потрясло, что на время отступил и голод. Под черным жерлом, откуда Симур свалился, было что-то вроде громадного дожделодца, посреди которого плавало то самое упругое ложе, с перепугу принятое им за колонию грибунов, пораженных слепой плесенью.

И это было лишь малой частью того, что ему предстояло увидеть. От жерла тянуло ветром, и в воздухе кружились сорванные листочки, обломанные ветки, клочки паутины, куколки мухлей и трехкрылок и прочий лесной сор. Все это падало в податливую мякоть «ложа» и словно растворялось в нем. Симур ужаснулся, когда понял, что, задержись он на этой плесневелой груде еще на мгновение, и с ним случилось бы то же самое. Нет, от этого места следовало держаться подальше. Тем более что и бурчание в животе не позволяло рассиживаться. И юный древолюд принялся обследовать необъятное дупло, куда волею случая угодил.

Очень скоро он обнаружил ступени, которые поднимались вдоль стены на головокружительную высоту. Правда, ступени эти не были предназначены для ног древолюда, каждая из них была выше его на два роста.

И все же это было лучше, чем совсем ничего. Прежде чем начать подъем, Симур тщательно обшарил все, что окружало «дожделодец» и плавающее посреди него «ложе». Увы, ничего съедобного здесь не нашлось. Хочешь не хочешь, а придется карабкаться наверх. Это было нетрудно, ведь тому, кто всю жизнь провел в Лесу, а последние десятки солнц — на бесконечной стене Отвесного мира, не привыкать лезть на верхотуру.

Поверхность ступеней оказалась шероховатой, и цепляться за нее было удобно. Первые несколько этих исполинских уступов Симур одолел быстро, но по мере подъема силы его убывали. И то, что поначалу казалось пустяком, постепенно стало мукой. И вот наступил миг, когда он растянулся, вконец обессилев, на очередной ступени. Дыхание юного древолюда сбилось. Руки, ноги дрожали, в глазах меркло. Стало ясно, что одним рывком ему не одолеть этого подъема. Вытекут последние силы, как кровь из раны, и отчаянный странник, по глупости и дерзости своей покинувший родной Город, падет к Корням.

В чувство его привел запах — незнакомый, сладковатый, от которого рот наполнился слюной, а живот скрутило голодным спазмом. Оглядевшись, Симур увидел, как из стены почти у самого его носа выдавливается вязкая смола. Она-то и источала этот аромат. Понимая, что терять ему нечего, юный древолюд попробовал смолу языком. Та и в самом деле оказалась сладкой, словно патока, выделяемая орхидеями-медоточцами. Радостно заурчав, Симур принялся слизывать ее, покуда не коснулся языком стены. Смола оказалась невероятно сытной, и силы юного древолюда словно удесятерились. Он вскочил, готовый продолжать путь.

Хотя зачем его продолжать, если пища обнаружена? Тем более что в том месте, где он облизал стену, снова начала выделяться янтарная пахучая капля. Не прошло и нескольких мгновений, как Симур осознал всю бессмысленность своего положения. Если питательная смола выделяется только на этой ступени, то дальше карабкаться глупо, да и спускаться следует лишь для того, чтобы напиться из огромного дожделодца, но… как ему жить дальше? Ползать по ступеням, от сих до сих — между водой и пищей, испражняться, спать и… все! Ради этого он мастерил и запускал «трехкрылки», взлетал над верхними Кронами, полз по липкому языку дохлого брюхорыла, скитался по дебрям Отвесного мира и пытался научить древолюдскому языку брата-близнеца?

А как быть с обещанием, которое он дал учителю? Конечно, колдун теперь далеко и не сможет отругать своего нерадивого ученика за леность и непослушание, но все равно стыдно. Нельзя ему после всего, что узнал, испытал, пережил, чему научился, превращаться в пустоголовую балаболку, которая только и знает, что жрет и гадит. Не для того он родился. Жаль, не во что запасти этой чудесной смолы. Видимо, придется дальше лезть налегке. Симур слизнул накопившуюся смолу и продолжил подъем. На сытый желудок это было нетрудно.

Он успел обогнуть дупло по восходящей окружности дважды, вскарабкавшись так высоко, что «дожделодец» внизу казался теперь не больше росинки. Наконец вновь обретенные силы оставили юного древолюда, и он уснул, растянувшись на ступени. Смежив веки, Симур не видел, как померкли странные огонечки, исподволь озарявшие все огромное пространство дупла. Не видел он и того, как на стене напротив стала проступать питательная смола. К моменту его пробуждения ее накопилось достаточно, чтобы придать ему сил на следующее восхождение. Юному древолюду было невдомек, что все это просторное вместилище живет и дышит в едином ритме с его тщедушным, избитым и исцарапанным телом.

Когда Симур проснулся, дух его был легок, а тело полно сил. Сладкая смола висела на стене тяжелой, готовой немедленно сорваться каплей. Юный древолюд обрадовался вновь обретенной пище, но не очень удивился. В глубине души