Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Достигнув дна, Симур, недолго думая, нырнул в лаз и захлопнул за собой ставень. На ближайшем уступе он обнаружил натек съедобной смолы и вылизал его до голой стенки. Струйки воды долго ждать не пришлось. Юный древолюд пил в свое удовольствие, покуда не почувствовал, что не сможет больше сделать ни глотка. Жизнь его хоть и лишилась смысла, но снова была хороша. Можно было спокойно поваляться и обдумать, как выбраться из этого странного логова на внешнюю сторону Отвесного мира, где было хоть и опасно, но привычно. Все-таки Лес! Он понял, что скучает по родному мирку, трухлявому тоннелю Города и тем более по матери.
Не прав он был, чувствуя себя одиноким там, среди соплеменников. Сейчас даже старухи казались ему не такими вредными. Пусть бы себе шипели. Все-таки там у него был дом, а здесь он бродяга без роду без племени, живущий милостью неведомых сил. Надо искать способ вернуться в родной Лес. Если не сможет соорудить коробчатую «трехкрылку», то дождется, когда брюхорылы начнут кочевать обратно. Подгадать, когда они начнут шарить языками, да и прилипнуть к одному из них. Опасно, конечно, вдруг проглотит! Ну так по сравнению с тем, что он уже пережил, это пустяки.
Отдыхать на сытый желудок посреди широкой ступени — не то же самое, что с голодухи на узком помосте. И Симур не заметил, как снова заснул. Проснулся он оттого, что жесткое ложе под ним ритмично подрагивало, словно в такт чьим-то неторопливым шагам. Еще толком не продрав зенки, юный древолюд уже сообразил, чьи это шаги. Вернулся хозяин дома. Незваный гость и сам не понимал, почему не боится встречи с ним. Может быть, потому, что слово «великан» было для него пустым звуком. Очень большой древолюд. Вроде здоровяка Сигнальщика, который отнимает у простых обитателей Города самую сытную пищу.
Рассуждая так, он все еще не решался взглянуть действительности в лицо, а когда его коснулась исполинская тень, он сделал это, и… Все его рассуждения пали к Корням вместе с напускной храбростью, ибо у действительности не было… лица. Будь у Симура силы, он бы завизжал как женщина, но его хватило лишь на то, чтобы зажмуриться и втиснуться в смолоточащую стену. Великан не был очень большим древолюдом. Он вообще не был древолюдом. Даже конечностей у него было больше четырех, а голова сливалась с туловищем, словно у рака-короеда.
Похожие на короткие обрубки древесного ствола ноги на удивление мягко и бесшумно скользили со ступени на ступень, а верхние конечности, по паре справа и слева, в локтевых суставах разделялись на некие подобия клешней, так что рук у великана было даже не четыре, а восемь! Остроконечную головогрудь его усеивали красноватые бусинки, напоминающие многочисленные глаза паука, вместо рта зияла некая безобразная щель, а по обе стороны от нее покачивались сегментированные усики, словно у трехкрылки, только намного длиннее и толще. Как ни поразительно, но хозяин дупла, напичканного чудесными вещами, был уродливее брюхорыла.
Напрасно Симур надеялся, что великан его не заметит. Не дойдя до него пары ступеней, чудовище остановилось, настороженно поводя усиками. Юный древолюд затаил дыхание, все еще веря в свою незаметность. В один неуловимый миг из-за спины великана выскочил длинный хлыст, который мгновенно обвил незваного гостя вокруг туловища и без малейших усилий поднял его на уровень паучьих глаз. Щелеобразная пасть чудовища изрыгнула ряд скрежещущих звуков, в которых слышалась вопросительная интонация. Не получив от своего пленника ответа, великан тоненько, словно певун, просвистел. И опять безрезультатно.
Опутанный с головы до ног жестким, словно чешуя живой лианы, похожим на хлыст хвостом, Симур в полуобморочном состоянии выслушивал невероятное разнообразие звуков, которые виртуозно выводил хозяин дупла. Порою в них слышалось некое подобие речи, но слова были незнакомы юному древолюду. Поначалу. А потом он услышал среди щедро изливаемых рулад слово zvezda, а следом за ним — planeta и galaktika. Симур опешил. Неужто чудовищу ведомо то, что было известно лишь колдуну Осгуту?! Тварь с паучьими глазами и рачьей головой обладает разумом?..
— Я знаю слова zvezda, planeta и galaktika! — прохрипел юный древолюд. — Мне говорил их мой учитель, Осгут…
Произнося это, он не рассчитывал на то, что великан его поймет, просто хотел показать ему, что не лыком шит и тоже умеет издавать членораздельные звуки. Путы вдруг ослабли, и тело Симура выскользнуло, ударившись о ступень. Он хотел было тут же подняться, но руки и ноги его затекли и не подчинялись рассудку. Бесстрастно взирая красными глазками на то, как внезапно освободившийся пленник беспомощно елозит среди раздавленной им капли питательной смолы, чудовище произнесло:
— Как же я сразу не догадался. Древолюд. Местная разумная форма. Однако он знает слова из chelovecheskogo языка. Это странно. Как, ты говоришь, тебя кличут? Осгут?
Юный древолюд хотел было возразить, что Осгут — это его учитель, колдун, а самого его зовут Симуром, но лишь судорожно кивнул.
— Осгут, — повторил великан. — Пусть будет так. Что ты здесь делаешь, Осгут? Только отвечай правдиво. Ложь не украшает мыслящее существо.
— Я… Я случайно попал сюда, — совершенно правдиво признался юный древолюд. — Свалился, когда удирал от пауков.
— Это похоже на правду, — проскрежетало чудовище. — Сюда сверху падает много разной дряни. Но меня интересует другое. Насколько мне известно, на моем дереве не живут древолюды. Как ты оказался здесь, Осгут?
Лгать Симур не любил, но хорошо знал, что только полный глупец всегда и всем говорит правду. Когда Сигнальщик грозит тебе плетью, что лучше — соврать или получить поперек хребта? Уж лучше не украсить себя ложью, чем украсить рубцами. К тому же великан спрашивает не его, а Осгута, которого здесь нет, следовательно, он, Симур, не солжет, если скажет: «Меня принесло на паутине вместе с маленькими паучатами».
И это было почти правдой. Ведь именно так попал в Отвесный мир его брат-близнец.
— Странно! — удивилось чудовище. — Ты лжешь и не лжешь. Лжешь, потому что пауки-людоеды похищают неразумных младенцев, которые еще не умеют говорить. И не лжешь, потому что иначе сюда нельзя попасть, если у тебя нет крыльев. Ладно, дело твое. Не хочешь говорить чистую правду, не надо. Однако это не все, что