этой огромной высоты». И далее: «Пусть перебросят между двумя башнями перекладину такой ширины, чтобы можно было свободно пройти по ней, – все же никакая философская мудрость не в состоянии будет внушить нам пройтись по ней с тем же спокойствием, как если бы эта перекладина лежала на земле». Паскаль, не столько цитируя Монтеня, сколько вторя ему, тоже признает господство воображения над разумом. «Окажись величайший философ в мире на доске через пропасть и будь эта доска много шире, чем требуется, – как бы ни убеждал его разум, что он в безопасности, воображение возьмет верх. Многие не могут и подумать об этом, не бледнея и не обливаясь потом»[11]. Так как же Филиппу Пети удается не поддаваться чувству страха и мысли о страхе, которая самая по себе головокружительна? Все просто: он не борется с этой мыслью. Но он также не пытается уловить эту мысль, чтобы обдумать ее. Он просто позволяет ей, как и любой другой мысли, свободно парить, плыть по течению. Потому что рефлексировать – это значит связывать себя по рукам и ногам. Приставка «ре-» указывает на повторение пройденного: сознание застряло в колее и ушло в себя. Пытаясь развязать узел, вы лишь туже его затягиваете. Усилия в лучшем случае лишь усугубляют проблему, а в худшем – изначально ее создают. Перед тем как действовать, надо снять с себя путы. Не думайте об этом. Ничего не делайте.

Но как ничего не делать? И как, не думая, подумать о том, чтобы не думать? Это замкнутый круг. Если я скажу вам: «Не думайте о лягушке», о чем еще вы будете думать? К счастью, это лишь кажущееся противоречие, которое существует лишь в теории. Секрет в том, что принцип «не думать» мы применяем не к разуму, а к телу. Никаких рассуждений, только действие. Надо просто найти подходящее положение тела и правильно дышать. Вновь дадим слово Рустану:

Ничего не делать – значит не делать ничего конкретного, не останавливаясь на определенной мысли, чувстве или ощущении. Этим ничегонеделанием мы позволяем делам идти своим чередом, что равносильно состоянию безграничной восприимчивости. Когда вы открыты всему и ничему одновременно, у вас нет никаких предпочтений, желаний и планов. Есть только чистая сила действия – и от нее зависит, чего вы касаетесь и что получаете. Вы находитесь у источника действия. Человек, который просто отпускает происходящее, постоянно приспосабливается к тому, что к нему приходит. Это и есть начало – и уже полнота – действия.

Тут сложнее всего принять, что действие – не результат мысли, что оно не возникает благодаря проекту или решению и что мы выглядим скорее зрителями, чем главными героями собственной жизни. Но если мы вспомним «благословенные моменты» Франсуазы Саган, «редкие моменты» Янника Ноа или «посещения» Элен Гримо, то становится ясно: когда мы достигаем «точки действия», все работает как бы само по себе и происходит с нами – как будто мы ни при чем. Таким образом, возникает довольно остроумная идея – заново открыть физическое состояние безразличного внимания, бесцельной восприимчивости, чтобы обнаружить то, что обретает форму, чтобы застать появление не только плана (это, как мы уже отметили, мысль, обращенная в будущее), но и действия (а это первый шаг в настоящем к выполнению плана, который вовсе не «план», потому что он уже осуществляется). Может показаться, что это совсем не подходит для экстренных ситуаций, когда нужно действовать быстро. Но как только вы освоили и научились распознавать это состояние, в него можно возвращаться моментально. Это подтверждает и Зидан, вспоминая свой удар «черпачком» в финале чемпионата мира 2006 г. Решение совпадает с исполнением. Зидан уже в ходе самого действия понял, что нужно делать. Это было верное решение – скорее дарованное свыше, нежели осознанно принятое. Зидан, как и Сократ, подчинился внутреннему голосу, своему «даймонию». Как только вы нащупываете нужную длину волны, остается лишь настроиться на нее. Похоже на радио: просто надо найти нужную частоту.

* * *

Основная модель легкости – животная. Инстинкт работает и без размышлений, в отличие от разума, который часто хромает вследствие своей сознательной и опосредованной природы. Если нужно подумать, чтобы действовать, теряется преимущество непосредственности. Инстинкт не задает вопросов. Инстинкт делает только то, что умеет, – не больше и не меньше. Разум обдумывает действие, доминирует над ним – и всегда рискует ему помешать. Инстинкт – форма идиотизма, блаженного неведения, когда вы добиваетесь успеха, не задумываясь. Но разумному существу особенно сложно достичь этого состояния идиотизма, не утратив при этом ни капли рассудка, то есть создать вторую натуру, где разум становится интуицией. К этому стремятся и спортсмены, и актеры. «Когда я играл Дантона, меня гильотинировали уже в первый день съемок, – вспоминает Жерар Депардье. – Лишившись головы, я уже не мог думать. Больше не надо было ничего делать, кроме как просто быть»{18}. Это был очень умный ход режиссера Анджея Вайды: так актер начал опираться не на разум, а на нутро. Депардье это оценил и даже сделал жизненным принципом, который можно применить и к другим сферам:

Больше никаких идей ни о чем. Это беспроигрышный подход. Когда радуешься жизни, но при этом начинаешь думать о том, что ты счастлив, или, что еще хуже, задаваться вопросом, почему ты счастлив, почему ты не страдаешь, ты уже куда меньше способен радоваться жизни. Теряется существенная часть. Радость жизни надо испытывать здесь и сейчас.

Этот непосредственный опыт, без тени самоанализа, может показаться немного грубым, даже животным, но Депардье это не волнует. «Я никогда не пытаюсь казаться милым или симпатичным. Я просто живу. И никогда ничего не просчитываю». Никаких усилий, никаких оглядок – только приливы и отливы жизни. Когда вы перестаете думать, это позволяет посвятить себя настоящему. Сложность для актера заключается в том, чтобы достичь этого состояния спокойного безразличия, несмотря на присутствие других людей – съемочной группы или публики в театре. Депардье говорит:

Всегда страшно находиться на сцене перед публикой и не говорить при этом ни слова. Просто быть. Именно поэтому актеры в театре часто врываются в сцену слишком быстро и слишком громко. [Клод] Режи научил меня не спешить, выжидать, чувствовать тишину, ловить момент, когда словам действительно пора вырваться наружу. Суть не в том, чтобы что-то говорить, а в том, чтобы уметь сдержаться.

«Перестать думать» – это лекарство от нетерпения. Но это же и проверка. Не проецируя себя в будущее, актер обретает искренность, основательность, великолепную медлительность, спокойствие дикого зверя – и в этом заключается богатство его стиля. Театральный режиссер и педагог Клод Режи был одним из тех, кто привел Депардье на этот путь, но сам актер считает, что его никто не «учил» в традиционном смысле этого слова: «В актерской школе ты учишься телом, а не умом. Посредством наблюдения, дыхания, ощущения». Это больше вопрос внимания и восприятия, чем знаний и труда. И Депардье приводит аргументы в пользу той самой формы не-ведения, не-знания, немедленного действия:

Мне гораздо спокойнее, когда я знаю о чем-то мало. Мне не приходится ничего объяснять – все свободно приходит ко мне само. Это как бросать виноград в чан. В один прекрасный день появляются пузырьки. Или не появляются. Может сработать, может не сработать. Есть хорошие годы, есть плохие. Для изготовления вина можно использовать множество рукотворных приемов, но я предпочитаю классический способ. Можно сказать, что я доверяюсь природе. Она всегда оказывается права, если ей не противоречить. Получается то, что получается.

Может показаться удивительным, что актера, привыкшего исполнять великие роли и жонглировать словами на разных языках, настолько не волнует вопрос смысла. Разве роль не требует понимания текста? Разве не нужно докапываться до скрытого смысла произведения путем глубокого анализа, прежде чем предложить, так сказать, свое собственное прочтение? Депардье объясняет, почему дело обстоит ровно наоборот:

Когда я играю на иностранном языке, меня не волнует,