Но Сеннетт настаивал. Мол, мне необходим предлог для частых визитов к Робби и Макманису, на что адвокаты, работающие в здании, обязательно обратят внимание. От этого никуда не денешься. К тому же инициатива будет исходить не от меня, а от Фивора. Он станет посылать ко мне в офис письма, афишируя наши отношения. В конце концов, это просто мой долг — поддерживать своего клиента. Стэн спорил искусно, и я, как всегда, увяз в знакомом болоте компромисса, где обретаются адвокаты защиты.

Теперь, в разговоре с Мортоном, Робби выдал свою историю насчет старого доброго Джорджа Мейсона. Мортон слушал, снимая время от времени очки в металлической оправе, деформированной ежедневным плохим обращением. Стекла запотевали, и их следовало протирать. Затем он снова водружал их на толстый нос. Ивон удивлялась, как Диннерштайн за все эти годы так и не раскусил Робби. Объяснения друга его удовлетворяли. Робби ответил на несколько рутинных вопросов относительно дела и отпустил Ивон.

Она сразу позвонила мне, чтобы предупредить на тот случай, если я вдруг столкнусь с Диннерштайном где-нибудь в здании. Ее рассказ навеял на меня уныние. С самого начала я ощущал давление со стороны Сеннетта и сознавал, что, позволив использовать свою фамилию в качестве подпорки операции «Петрос», я попаду на крючок. Потом он предложит мне активно лгать или втянет Робби в какую-нибудь сомнительную авантюру, которая может нанести вред его интересам, но будет важна для операции «Петрос», а также для моей дружбы со Стэном. Он хотел, чтобы я помогал ему делать его работу в ущерб своей. Больше всего из колеи меня выбивало то, что я находился сейчас в каком-то странном заторможенном состоянии и даже не знал, как на все реагировать.

По пятницам во второй половине дня владельцы фирмы «Фивор и Диннерштайн» приглашали сотрудников в конференц-зал, где в баре из красного дерева хранилась коллекция разнообразных напитков. Все выпивали и непринужденно общались. В общем, тусовка проходила в славной, демократичной атмосфере. Ивон присутствовала, но, разумеется, не пила. Если кто спрашивал, объясняла, будто принадлежит к церкви Святых последнего дня, что для большинства коллег было пустым звуком. Если кто-нибудь и слышал о мормонах, так только о хоре «Табернакл»[21]. Сегодня все обсуждали, как прошла неделя, а также прогнозы на результаты матча на Суперкубок Национальной футбольной лиги Даллас — Буффало, который состоится в воскресенье. Двое мужчин спорили о военной политике Клинтона. Рашул, чернокожий парень, работающий на копировальной машине, дорвался до виски (Робби не пожадничал и выставил хороший, девяносто долларов за бутылку), ну и, понятно, окосел. Он начал подбивать клинья под Оретту, но получил отпор.

В прежние времена, когда начинало темнеть, Робби прихватывал одну, а иногда и пару молодых женщин и вез на улицу Грез. С появлением Ивон эти поездки прекратились.

Вскоре после шести часов он вел ее к себе кабинет, и ни у кого не было сомнений насчет того, как они проведут вечер. И сегодня тоже Робби и Ивон от заведенного порядка не отступили.

— А здорово ты придумала насчет мормонской веры, — сказал он, укладывая в дипломат бумаги, которые собирался взять с собой.

Дверь кабинета была открыта. Ивон ее захлопнула резче, чем следовало.

— Фивор, ты опять забыл про правила?

Робби выпил несколько рюмочек некрепкого скотча, и в голову ударило. Он посмотрел на Ивон, уселся на подлокотник кресла, взгромоздив на колени дипломат. Галстук приспущен, рукава рубашки закатаны.

— Правила, — задумчиво промолвил он. — Как в армии. А ты согласилась на это дело добровольно или подчинилась приказу? В ФБР, наверное, тоже начальнику перечить нельзя.

— Зачем ты опять затеваешь эту тягомотину, Фивор?

— Значит, не хочешь отвечать. А по дороге домой расскажешь про Олимпийские игры?

Ивон поняла: он злится. Тогда, после встречи с Уолтером, они немного повздорили, и вот теперь, приняв спиртного, Робби осмелел. Он, конечно, измотался, но и она тоже.

Ивон некоторое время молча смотрела на него.

— Ну намекни хотя бы, — попросил Робби. — Какой вид спорта? Командный? Одиночный?

— А как тебе нравится такой вариант? Я звоню Сеннетту. Предлагаю свернуть операцию, поскольку ее неизбежно ждет провал. Твои фокусы добром не кончатся. Может, тебе сразу отправиться в тюрьму, а я поеду домой? Так будет лучше для нас обоих.

— Знаешь, — промолвил Робби, — мне никогда не нравились крутые парни. Даже если они женского пола.

Разозлившись, Робби становился опасным. Личину веселого, бесшабашного парня он сбрасывал редко, но когда это случалось, удержу не было. Последняя фраза щелкнула, как удар бича.

— Фивор! Я не шучу.

— Не шутишь? В таком случае прекрасно. Отменяй операцию ко всем чертям. Я давно уже хотел сказать тебе кое-что, специальный агент «такая-то». Ты меня невзлюбила, это ясно. Не сомневаюсь, у тебя есть на это причины. Очевидно, убедительные. И все же давай поговорим обо мне. Не возражаешь? Сейчас я, мягко выражаясь, переживаю не лучшую пору в своей жизни. Если все обернется хорошо, то меня все равно осудят, а мой близкий друг с моей «помощью» лишится адвокатской лицензии. Мне же в этом городе, где я провел всю жизнь, придется ходить, каждую минуту ожидая удара ножом в спину. И учти, это если все пройдет нормально. А если нет, то меня ждет тюряга, где, ты прекрасно знаешь, какие порядки. А теперь ответь, на хрена мне мириться с твоей постоянной готовностью к ссоре, с этим выпендрежем, причем шестнадцать часов в сутки. Ты ходишь за мной по пятам, разве что только не в сортир, да и то обязательно торчишь под дверью. Хочешь отвалить — отваливай, я с радостью провожу тебя со сцены аплодисментами. Только ведь это пустые угрозы. Разве Сеннетт так легко откажется от своей затеи? Наш Сеннетт тощ, в глазах холодный блеск… — Робби усмехнулся. — Это я ввернул из Шекспира. Стэн отменит операцию по твоему требованию примерно так же быстро, как моя мама станет римским папой. В общем, не надо суетиться, сестренка, ты в этом дерьме плаваешь еще ниже, чем я. Поднимешь шум, и прощай карьера лихого агента ФБР. Я, когда косил от Вьетнама, оттрубил шесть месяцев в резервных частях морской пехоты и знаю, что бывает, когда не выполняешь поставленную задачу. Ты на таком же крючке, как и я. Перестань психовать!

Неожиданно Ивон стало жарко. Нрав всегда одерживал над ней верх, с раннего детства. «Чего ты опять нахмурилась? — недовольно спрашивала мать. — Девочкам положено сдерживать эмоции». А вот она не могла.

— В таком случае мне остается только задать тебе трепку, — усмехнулась Ивон.

— Да что ты говоришь? — Робби от души рассмеялся.

— Сам напросился. Мне приходилось уделывать мужчин в два раза крепче тебя. Однажды в Бостоне на задержании я одна повалила на землю парня ростом за два метра и надела наручники.