Изрядно выжатых сыщиков освободили в два часа дня. Капитан Корнеев вел себя на удивление тихо – позвонил дежурному, распорядился «отпустить граждан» и кончиком пера указал на дверь.

– Ша! – возрадовался Вернер, вываливаясь на весеннее солнышко и устремляя к небу ладони. – Вот она, осознанная необходимость! Хорошо-то как, командир… Знаешь, Константин Андреевич, ты не обижайся, – он сделался вдруг серьезным, – завяжу я с этой сыщицкой деятельностью. Недалек тот день.

– А куда пойдешь? – покосился Максимов.

– В писатели подамся, – тряхнул головой Вернер, – историй накопилось – на сто романов. И вдохновение так и рвет на части! Особенно в критические дни…

– Писательский труд очень неблагодарен, учти, – осторожно заметил Максимов.

– Да какой же он неблагодарный? Где упал – там и работаешь. Чего смотришь? Такси лови. Пешком не пойду.

В пять часов дня он провел в трудовом коллективе экстренное совещание.

– Я хочу довести до вашего сведения, коллеги, всего лишь одну простую мысль, – объявил Максимов собравшимся, – мы не занимаемся уголовными делами! Никакого пересечения с милицией. Есть устав, который мы обязаны блюсти и ни на букву не отступать от его чеканных фраз. Просьба вдуматься – один неверный шаг, и в лучшем случае мы теряем лицензию, в худшем – попадаем в тюрьму. Не нужно объяснять, какой зуб имеют на нас правоохранительные органы. Все усвоили?

Тишина стояла в офисе. Вернер потирал обретенные в побоях синяки, Екатерина скептически кривила губки. Выспавшийся Олежка Лохматов после каждой фразы шефа согласно кивал головой и искал блокнот, чтобы законспектировать.

– Я не понял, все усвоили? – сдвинул брови Максимов.

– Прошу отметить, господин председатель, – подняла руку Екатерина, – вы сами нарвались на это дело и втянули нас. Так что не надо валить с больной головы на здоровую.

– Вот именно, – проворчал Вернер. – Чудишь, Константин Андреевич. После первого убийства мог спокойно завязать. Так нет, тебя тронул жалобный лик клиентки. Ей не полегчало, а у нас сплошные неприятности. Меня чуть не убили, Олежка Лохматов замерз…

– Сильно замерз, – пожаловался Лохматов.

– Повторяю, – повысил голос Максимов, – мы не занимаемся уголовными делами. Ошибаться свойственно всем, даже мне. Но меня из агентства не уволят, а вот вас – запросто. Поэтому усвойте, как рекламу «Тайда», и меня, если занесет, поставьте на место: никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя браться за подобного рода дела, и пусть отсохнет у того самое дорогое, кто хоть раз – по незнанию, забывчивости, в силу похмелья или корысти ради…

– А давайте принесем торжественную клятву на реликвиях нашего агентства! – страстно предложила Екатерина.

На этой пафосной ноте в кабинет постучала Любаша. Голосок у секретарши, невзирая на застрявшую во рту печенюшку, звучал как-то натянуто:

– Константин Андреевич, вы не слышали звонок? Знаете, там милиция… Может, открыть?

Максимов онемел на полуслове. Злобно глянул на Любашу и как-то комично всплеснул руками.

– Отворяй, Любаша, – поморщился Вернер. – Представляю, что начнется, если им не открыть, провались они в преисподнюю…

– Извиняться пришли? – удивился Олежка.

В агентство ворвалась целая делегация во главе с недобро улыбающимся капитаном Корнеевым. Он единственный был не в форме – остальные во всем строевом великолепии. Два сержанта ППС и еще один капитан – бледнолицый, мутноглазый. Извинениями, похоже, не пахло.

– Максимов Константин Андреевич? – с демоническим блеском в глазах осведомился Корнеев.

– У вас амнезия? – удивился Максимов.

– Вы арестованы по обвинению в убийстве двух женщин. Вот санкция прокурора.

Раздобыть в выходной санкцию? Не слишком ли из кожи лезет Корнеев?..

– Ой, – схватилась за сердце Екатерина, – что-то мне поплохело.

– Вы бредите, капитан, – оторопел Максимов. – Не соблаговолите ли объяснить, что происходит?

Олежка переглянулся с Вернером, изобразив знак вопроса. Тот растерянно пожал плечами. Сержант сделал шаг, бросив руку на кобуру, отсекая Вернера от выхода. А куда бежать? С какой высокой целью?

– На бокале в комнате убитой гражданки Верницкой обнаружены отпечатки ваших пальцев, – торжественно объявил Корнеев. – Не сдержались, Константин Андреевич, выпили?

– У вас имеются отпечатки пальцев Максимова? – дерзко спросила Екатерина.

Корнеев оскалил мелкие зубы.

– В девяносто шестом на гражданина Максимова пытались завести уголовное дело. Получение взятки за отказ от проведения следствия. К сожалению, ограничились увольнением из органов. Но пальчики скатали…

– Экая чушь, капитан, – разозлился Максимов. – Обнаружив тело, я мог машинально взяться…

– Не пройдет, – отрубил Корнеев. – Мы беседовали с вами три часа. По вашему уверению, вы ни к чему не прикасались, стояли на этом твердо и принципиально. У вас имелись ключи от квартиры Ирины Кулагиной – первой пострадавшей. Очень удобно, не правда ли? На квартире упомянутой Ирины Кулагиной обнаружена коньячная стопка с отпечатками ваших пальцев – тоже не сдержались, выпили? Но и здесь, по вашему мнению, с Ириной Кулагиной вы спиртного не распивали. Запутались в показаниях, гражданин Максимов? Пройдемте, пожалуйста, нас ждет обстоятельный разговор.

– Вы неглупый человек, Корнеев, понимаете, что это полный бред, – не сдавался Максимов. – Объясните, зачем вам это нужно…

Как кувалдой дали по голове! Он замолк, отчетливо понимая, зачем это надо Корнееву. Прозрение брызнуло словно солнце из щелей, и память распахнулась будто бездна… Каким же идиотом он был все это время!..

– Довольно препираться! – рявкнул бледнолицый капитан. – Сивохин, надеть на задержанного наручники!

– Хорошо, господа милиционеры, я пойду с вами, – обреченно вымолвил Максимов. – Вы позволите одеться?

– Живо!

Он стянул с вешалки куртку, влез в рукава и покорно сомкнул запястья в ожидании браслетов. Мгновенная оценка ситуации. А вдруг еще не поздно? Нельзя ему в милицию. Не выйдет он оттуда. То, что нынче представляется бредом, к утру обрастет подтверждающими отчетами криминалистов, свидетельскими показаниями и станет логичной картиной его беспримерного злодейства. Уж Корнеев постарается. Фальсификатор грамотный. И свидетелей найдет таких, что любой прокурор прослезится…

Сержант-маломерок, важно надувая щеки, отцепил от пояса наручники. Максимов ударил снизу вверх – сжатыми руками. Челюсть клацнула. Второй удар – в ухо, сержант с криком зарылся в груду оргтехники. Корнеев метнулся в сторону – встречаться с кулаком Максимова ему не хотелось. Тот еще кулачище. Споткнулся. Второй капитан на миг растерялся и тоже попал под раздачу. Толчок – и службист со свистом полетел на ошеломленную Екатерину, которая охотно заключила его в объятия. Оба упали. Последний сержант добросовестно бросился через комнату (Лохматов, подумав, посторонился, что и верно) с целью провести захват, болевой прием, как учили, увлекся и вместо Максимова сбил симпатичную этажерку с фикусом. Тряхнул головой, попер за реваншем. Максимов ушел от прямого удара, качнулся вбок. Захват за локоть – сержант картинно перелетел через бедро и сшиб Корнеева, безуспешно выдергивающего пистолет. Невольный восторг в глазах коленопреклоненной Екатерины… Под отчаянный вопль: «Держи гада!!!» Максимов ворвался в «общественную приемную», где имелось приоткрытое окно на задний двор.