Лицо Рибеке тоже было покрыто чешуйками, но все-таки было видно, как она побледнела. Взгляд ее синих с белизной глаз заметался по комнате, но так и не нашел, на чем бы остановиться. Она сделала было шаг к Меди, но передумала и откачнулась назад.

– Нет, Меди, я не ищу внимания Высшего Совета, – сказала она. – Слишком долго они не принимали во внимание сделанное мною и рассуждали лишь о том, что еще я должна совершить… – По мере того как Рибеке говорила, ее голос крепнул и делался громче. – Я знаю, что они обо мне говорят. Я знаю, что они предпочитают мне своих, воспитанных в храмах. Я знаю, они думают: я слаба и страдаю от неуверенности, мне нельзя доверять. Иначе почему среди всех Заклинательниц присматривать за Дрешем назначили именно меня? Они только и ждут, чтобы я оплошала, и собираются с мудрым видом кивнуть и сказать: «Ну вот, мы же говорили». Да, я не торопилась действовать, и со стороны это вправду может быть истолковано как неуклюжесть. На самом же деле это всего лишь уважение к той Силе, которая есть Дреш. Добавим к этому, что я хорошо знаю образ его мыслей… Согласна, я не во всем преуспела. Но даже если бы мне удалось одним махом захватить все его части, я и тогда пригласила бы тебя, Меди, дабы разделить с тобой свой успех. Ибо не раз видела я, как слава и заслуженные почести обходили тебя стороной, доставаясь более молодым и сговорчивым Заклинательницам. А теперь я спрошу: почему они так поступают с тобой. Меди? Может быть, они нас с тобой боятся? Может быть. Высший Совет не желает вручать нам слишком большую власть, опасаясь, что мы слишком умело ею воспользуемся?

Рибеке умолкла, облизывая пересохшие губы. Собственно, ее чешуйчатые губы пересохнуть попросту не могли и в смачивании не нуждались, – сработало человеческое, не до конца еще вытравленное в Заклинательнице.

Меди молчала, не торопясь соглашаться; однако не выказала она и потрясения, хотя услышанное ею было прямым подстрекательством. Что было в ее молчании? Тайное сочувствие? Или она ожидала, чтобы Рибеке уже вовсе выдала себя с головой?.. Да какая разница. Время опасений и подозрений прошло. Если Меди не пойдет вместе с ней, Рибеке пойдет дальше одна. Власть была рядом, только протяни руку. У нее были тело и руки колдуна, – немало, даже и в отсутствие головы. Если бы она послала за ними более осмысленное существо… С другой стороны, кому из разумных она могла доверять? Трезво рассудив, она послала за ящиками безмозглого крылатого зверя, благо он забудет о поручении сразу, как только оно будет исполнено. Вот и не досталась ей голова. Зато у нее были тело и руки. Тот, кто знает, как подступиться, сумеет извлечь из них великую силу. И еще большую – если удастся завладеть головой. Вот в этом-то ей и могла помочь Меди. Но если она откажется…

Рибеке вновь облизнула губы. Меди молчала по-прежнему, разглядывая пирамидку расслабления, лежавшую на подушке. Рибеке заговорила вновь – на сей раз тише и почти умоляюще:

– Будь же свидетельницей тому, что я сделала. Меди. Я совершила то, от чего отступился весь Высший Совет, – отступился и поручил мне, чтобы полюбоваться, как я осрамлюсь. Верно, я допустила недосмотр и, захватив тело, опустила голову. Но и то, чего я достигла, – подвиг немалый, не каждой из нас по плечу. Обе мы с тобой хорошо знаем Дреша… Он не станет бездеятельно дожидаться, чтобы мы явились и забрали остальное. И уж ни в коем случае не примирится с тем, что некоторые части его тела оказались у нас. Нет, он попытается найти какую-нибудь лазейку, предпримет решительные действия и тем себя обнаружит. Не забудем: в его распоряжении лишь голова. Он упадет нам в руки, как спелый плод с дерева, колеблемого ветром! Мы захватим его всего, полностью, и заберем его Силу. И тогда… Станем ли мы собирать Высший Совет? Который немедленно заберет у нас по праву принадлежащее нам, да еще станет брюзжать, почему мы не выдали его раньше?.. А, Меди?

Меди не улыбнулась. Лишь чопорность ушла из ее осанки, отчего Заклинательница стала как будто еще выше, еще грациозней; ее глаза смотрели куда-то вдаль и, казалось, были полны летящего ветра. Она заговорила не сразу, и, пока она молчала, неведомо откуда возник легонький ветерок, любовно тронувший складки ее одеяния.

– Жила-была когда-то юная ученица, – тихо и задумчиво проговорила она.

– Мы подвергли ее испытанию. Ее оставили одну на вершине обледенелой горы, и она стала петь. Сперва она убаюкала обитавший там ледяной вихрь, вихрь с тысячей отточенных жал. Никому не удавалось его успокоить и усыпить, но ей удалось. Не удовольствовавшись этим, ученица запела вновь, на сей раз – вызывая с далекого юга ласковый ветер. Долго она пела, – мало у кого хватило бы терпения, да и сил. Но, наконец, ветер пришел, теплый, еще хранящий ароматы южных цветов. Он растопил снега на вершине горы и понес воды вниз, туда, где отчаявшиеся земледельцы оплакивали свои поля, иссушенные, не способные родить. И тогда я подумала: вот та, которую никогда не подчинит себе Высший Совет, вот та, чьей силой он никогда не будет распоряжаться…

Глаза Рибеке засияли и даже чуть увлажнились.

– Долго я наблюдала за тобой. Меди, – дрогнувшим голосом выговорила она. – Все пыталась понять, станешь ли ты моей союзницей, согласишься ли разделить мой нынешний замысел? Скажи, не было ли и с твоей стороны чего-то подобного?

Меди, наконец, улыбнулась:

– Я ощущала твое внимание, Рибеке. К тому же я не слепа и видела, как с тобой обращались. Я видела, как ты трудилась, когда тебя послали в Даульскую долину. Ты не давала себе поблажки и возвышала свой голос в песнях и заклинаниях, совершая дела, которые, по мнению остальных, требовали слишком много усилий, а видимого результата не приносили. Ты облагодетельствовала тамошних пахарей великолепнейшей погодой: когда их земли жаждали напиться, шел дождь, нежное дыхание лета разносило пыльцу во время цветения полей. Бури, способные смять вызревающий урожай, не смели даже приблизиться, а тучи, полные града, стремглав уносились прочь. Как процвела и возрадовалась вверенная твоим заботам долина!.. Но вспомним, какой награды ты удостоилась за подобное чудо? Дань, которую выплатили тебе пахари, втрое превосходила ту, что угрозами и гибельными смерчами выбила из них твоя предшественница. И что же? Лично тебе досталось меньше, чем ей. Когда же ты стала ратовать эта то, чтобы в награду за прилежный труд оставить излишки крестьянам, дабы дети их не чахли в колыбелях от голода, а вырастали в крепких пахарей, хозяев земли, – над тобой попросту посмеялись! Совет не оценил твоей прозорливости. Нежное Сердце, Крестьянская Печальница, – как только тебя ни называли! И у тебя отобрали Даульскую долину и передали ее другой…

В глазах Рибеке пробудились искры давнего гнева, потом ее плечи снова обмякли. У нее дрожали руки, и она сплела пальцы, чтобы скрыть дрожь.

– Не знаю даже, как и ответить тебе. Меди. Я-то думала, мои труды, равно как и мои доводы, пропали втуне, – никем не понятые, а большинством и вовсе не замеченные. Но вот пришла ты, и мне кажется, будто внезапно распахнулась дверь, в которую я так долго ломилась…

Меди пересекла комнату, подошла к Рибеке и взяла ее руки в свои – прохладные, длиннопалые.