Несколько минут спустя прибыли машины «скорой помощи» и начали подбирать раненых. Затем явились пожарные, окатившие водой или химикалиями то, что осталось от «Проктор юнион». Над зданием повисло большое облако пара. Позднее я услышала, что маджу запихнули в его скиммер и тот мгновенно взмыл в небо. Мы не знали, в каком состоянии правитель, в тот момент мы о нем не думали.

Здание превратилось в дымящиеся руины. Первой моей мыслью было: «Там наверняка десяток или два погибших». Люди ошеломленно бродили по территории комплекса, с трудом держась на ногах. Во время всеобщей паники я подвернула колено и получила пару ожогов, – к счастью, ничего серьезного, но все равно было больно. Алекс пожаловался на порванный пиджак – что называется, нашел время, – а в остальном, похоже, не пострадал. Придя в себя, я отправилась на поиски Винди, но вокруг царила суматоха, люди кричали и плакали, пытаясь найти друзей и спрашивая друг друга, что случилось.

Винди я так и не нашла, но позже узнала, что она жива – отделалась потерей сознания, царапинами, синяками и переломом лодыжки. Одна из спасательниц остановила меня, спросив, все ли со мной в порядке. Я сказала, что да, но она пристально посмотрела мне в глаза. После этого меня загрузили в скиммер вместе с другими пострадавшими и отвезли в больницу. После осмотра мне сказали, что повреждения невелики и можно не беспокоиться, дали обезболивающего и спросили, кто заберет меня.

На помощь пришел Алекс, следовавший за «скорой». Пока он заполнял бланки, я поговорила по видеосвязи с приятным блондином в безупречном костюме, представшимся агентом Национальной службы безопасности. Его интересовали подробности взрыва. Что я помню?

– Только грохот, – ответила я.

– Вы не видели ничего подозрительного? – Весь его вид изображал сочувствие.

– Нет.

– Вы не пострадали, госпожа Колпат?

– Только ссадины и синяки.

– Хорошо. Вы, случайно, не заметили, не ушел ли кто-нибудь раньше?

Что за черт?

– Мы все ушли чуть раньше.

– Я имею в виду, до предупреждения.

– Нет, – сказала я. – Впрочем, я не обращала особого внимания.

Алексу разрешили забрать меня из отделения для пострадавших. Меня посадили в инвалидную каталку и отвезли на посадочную площадку, где загрузили в скиммер нашей компании.

– Покушение на убийство? – спросила я.

– Так, во всяком случае, говорят, – ответил Алекс.

– Довольно жестоко, – заметила я. – Они были готовы убить всех, лишь бы расправиться с ним.

– Не суди их слишком строго. Этот тип заслуживает, чтобы его прикончили.

– Но я-то не заслуживаю.

– Взгляни с другой стороны, Чейз. Нам невероятно повезло.

Я уставилась на него:

– Ты с ума сошел, Алекс?

– Подумай. «Рэйнбоу» теперь владеет единственными уцелевшими артефактами с «Поляриса» – кроме самого корабля.

– Что ж, неплохо.

Взлетев с крыши, мы повернули на запад и направились к моему дому.

– Я отвезу тебя домой. А потом, если хочешь, приготовлю чего-нибудь поесть.

Было уже поздно, далеко за полночь. Я вдруг поняла, что так толком и не поужинала и, несмотря ни на что, голодна.

– Звучит заманчиво.

– Отдохни пару дней. И не нагружай колено, пока не выздоровеешь.

– Спасибо. Постараюсь.

– Делами можешь заниматься из дому.

– Ты лучший в мире босс.

– Издеваешься, – улыбнулся он.

Мы пролетели над озером Согласия. Внизу плыл ярко освещенный кораблик, на котором устроили вечеринку.

– Удивительно, как при всех мерах безопасности им удалось пронести мимо охраны бомбу, – сказала я.

– Они ничего не проносили. Бомбу заложили в складские помещения под главным залом. Пресса утверждает, что они вошли через служебный вход.

– Его не заперли?

– Видимо, нет – только перекрыли лестницы. На нижний этаж можно было попасть, а наверх, в зал, – уже нет. Как оказалось…

– …никому не пришло в голову, что туда могут заложить бомбу?

Алекс подавил зевок.

– Когда ты в последний раз слышала о бомбе в здании, полном народу?

– Есть идеи, кто это мог быть?

– У тех, кому нужно, наверняка есть. Сколько в Андикваре желающих убить маджу?

Мы приближались к дальнему берегу озера. Алекс замолчал. В больнице я приняла обезболивающее, и меня постепенно охватывала эйфория.

– Бомб было несколько, – сказал Алекс, когда мы начали снижаться.

– Несколько?

– Предположительно четыре. Кто бы это ни сделал, он предпочел не рисковать и бить наверняка.

– Вот только полиция узнала о бомбе до взрыва.

– Им позвонили.

– Нам чертовски повезло. Случись все на три минуты раньше…

– Бомбы заложили непосредственно под территорией выставки.

– Это ведь уже второе покушение на маджу?

– Третье. За последние полгода.

Понцио прислал цветы, выразил сожаление и пожелал скорого выздоровления. Письмо, как полагается в подобных случаях, было написано от руки. Он сообщал, что, к счастью, никто не погиб, хотя некоторые серьезно пострадали.

Примерно в то же время разведка объявила, что вся коллекция с «Поляриса» была уничтожена, превратившись в груду обломков. Разумеется, это не вполне соответствовало истине, ведь у Алекса остались девять приобретенных нами артефактов.

Я побывала у врача, и через несколько дней мне сняли повязку. Ожоги к тому времени прошли, я чувствовала себя вполне сносно. Алекс пришел ко мне с угощениями. Мы долго разговаривали – о сумасшедших с бомбами и о том, что утром я наверняка смогу вернуться в офис.

Вечером, когда Алекс уже ушел, мне позвонила Винди. Я узнала, что она все еще прихрамывает, но с ней все в порядке. Она слышала, что меня тоже унесли на носилках. Как мои дела?

– Вывихнула колено, и только, – сказала я. – Все нормально.

– Хорошо. Надеюсь, вам удалось уберечь свои приобретения.

– Да. К счастью, мы все вынесли.

– Рада слышать. Слава богу, хоть что-то уцелело, – с неподдельным облегчением вздохнула она.

– Это очень серьезная потеря, – сказала я. – Надеюсь, их подвесят за яйца после того, как поймают.

Я знала, что после поимки им сотрут память и реконструируют личность. Я всегда считала, что авторы столь чудовищных преступлений должны получать по заслугам. Террористы, кем бы они ни были, пытались убить маджу и готовились без сожаления взорвать множество людей лишь потому, что те оказались поблизости от их цели. Лучше бы их сбрасывали в океан с высоты в несколько километров. Конечно, это был нецивилизованный подход, но мне казалось крайне несправедливым, что им после содеянного позволяют начать жизнь сначала. К этому, собственно, и сводилась очистка памяти.