— Как же ты долго, — прошептала елейным, тягучим голосом княжна, пожаловалась, — ждала ведь, мог бы поспешить и…

Она не договорила, Арьян впился в тёплые и размягчившиеся со сна губы в жадном жарком поцелуе, удушливом и глубоком, вторгаясь в её горячий ротик языком. Она на миг опешила от такой быстрой пылкой ласки, но тут же стала послушной в его руках, подчиняясь ему, отвечая на поцелуй. Он сгрёб её с постели в охапку, не отрываясь от её губ, смял груди, чувствуя, как грубеют соски, трущиеся об его ладони. Ткань, что облепляла её тело, лишь мешала. Скомкав её в кулаки, сдёрнул через голову. Водопад волос хлынул на её плечи, заботливо и пленительно окутывая девушку, прикрывая наготу. Он рванул тесьму на своих штанах и, больше не медля, подхватил её за бёдра, прижал стройное тело к себе, одновременно терзая её губы, сминая, прикусывая. Она сделала ещё одну попытку заговорить, но Арьян не позволил, вбирая то нижнюю губу, то верхнюю. Грубой лаской погладил между бёдер, где уже было жарко и влажно, проникнув сначала одним пальцем в неё, потом погрузил другой. Всеслава, не выдержав такого натиска, застонала, обхватив его за шею ладонями, плотнее прильнула к его раскалённому до твёрдой стали, до напряжённому до дрожи сильному телу, насаживаясь на пальцы нетерпеливо. Возбуждение мощно всплеснуло в недрах уставшего тела, затмило ум, разливаясь по рукам и ногам свинцовым сплавом, вынуждая княжича тоже стать нетерпеливым, грубым, резким. Покинув укромное местечко, смял её ягодицы, приподняв, резко насадил на себя. Всеслава всхлипнула. Откинув голову назад, княжна повела бёдрами, принимая его до упора, целиком, вынуждая Арьяна погружаться в её распалённую влажную глубину сначала медленно и резко, потом непрерывно и исступлённо.

— А-рь-ян, — не сразу услышал вырывающееся вместе с резким выдохом из уст девушки своё имя.

Он вновь припал к губам, перекрывая рвавшееся наружу распалённое дыхание и ставший хрипловатым голос Всеславы. Охватив сзади за шею и дыша ей в губы, заскользил ещё быстрее, вбиваясь в нежное лоно девушки мощными толчками, пытаясь выкинуть из головы ту, которая была перед глазами, ту, которая осталась слишком далеко от него, одновременно пытаясь отделаться от дикой ревности, что прожигала дыру в его груди и горечью пепла оседала на языке. Но только не выходило ничего — глаза цвета неба проникали в самую душу. Он не щадил ни себя, ни Всеславу, которой, по-видимому, нравился его чрезмерный напор. Арьян вновь прильнул к губам, перекрывая девушке воздух, держал до потемнения в глазах, и освободил рот лишь для того, чтобы одной рукой обхватить плечи Всеславы. Другой подхватил под колено, вынуждая раздвинуть ноги шире. Продолжил проникать непрерывно, так, что Всеслава вскоре стала мокрой, даже скользили пальцы по коже, а он непрестанно входил в неё почти невесомо, целиком погружаясь в мягкую глубину, что становилась упругой и тугой, врезался быстрее, будто в отместку своей злости. Всеслава, напрягшись вся и задержав дыхание, откинула голову, разметав волосы, раскрыла губы, испуская беззвучные стоны. Ощущая приближающее к кончикам пальцев блаженство, Арьян продолжал вбиваться в лоно, сотрясаясь от сокращающегося на своей плоти охвата мышц. В глазах резко потемнело, когда она с силой сдавила его, и княжича на миг выкинуло за пределы собственного тела и этой постели, выбросило в пучины бездонного всепоглощающего блаженства. Излившись, наполняя её сполна горячим семенем, он продолжал двигаться в ней, слыша, как срываются с губ Всеславы тонкие стоны. Толкнувшись в последний раз, мужчина на миг замер, оставаясь в ней, наслаждаясь обволакивающей влагой. Тяжёлые вдохи-выдохи, резкие запахи пота и излившихся соков будто пробудили, зрение стало проясняться, а глубокое и обрывистое дыхания Всеславы вернуло мужчину в явь окончательно. Чувствуя, как она обмякает, Арьян выскользнул, отстраняясь, давая девушке передохнуть.

Когда дыхание успокоилось, а круговерть затихла, Арьян вновь испытал удушье, даже в этой просторной хоромине ему было тесно. А ещё жарко. Он приподнялся, стягивая с себя влажную, неприятно липшую к телу рубаху, бросил её рядом. Не успел лечь обратно, как на грудь опустилась голова Всеславы и её мягкая грудь. И надо бы попросить извинения за чрезмерную грубость и напор, но язык не поворачивался, пересохло во рту, а слова камнем так и застряли в горле. Княжич сглотнул сухость, гулко дёрнулся кадык. Не хотелось ничего, совершенно, такая необъятная пустота легла на душу. Сжав зубы, Арьян всё же погладил её по плечу, чуть сжал хрупкие, словно птичьи, лопатки, наблюдая, как играют блики в её волосах — лучины в светцах ещё не догорели. Он подобрал одну прядь, накрутил на палец. У Мирины они, как плавленое белое золото, перетекают густо, он бы хотел сейчас гладить именно её волосы, любоваться ими, вдыхать запах. Запах свободы, ветра и луговых трав. Да, именно этого он жаждал до ломоты в груди — чтобы она просто лежала рядом. Арьян выпустил прядь, устало закрыл глаза, слушая, как колотится и щемит сердце под рёбрами.

— Как хорошо мне с тобой, — промурлыкала Всеслава, вырывая его у сгустившейся сонным маревом тишины.

Арьян открыл глаза, обречённо посмотрев в потолочную балку.

— А тебе со мной? — провела она подушечкой пальца по его ключицам, очертила между ними впадину, прижалась теснее, потёрлась кончиком носа о сильную шею.

— Арьян, ты меня слышишь?

Княжна закинула ему на пояс ногу с маленькой босой ступнёй, на которых красовались маленькие розовые пальчики, прижалась бёдрами к его бедру. Он бы мог ей ответить, но только не правдой, хотя отчасти, быть может, и правдой… Княжич неохотно повернул голову, скользнул губами по её покрывшемуся испариной лбу, собирая солёные капельки пота, убирая влажные пряди с её щеки, прошептал:

— Да. И мне с тобой.

Он ощущал, что спросить она хотела о другом, да видно боялась услышать не то, что хотят слышать её маленькие ушки, что хочет знать жаркое сердце. Ведь чувствует же сама, что не складывается у них, и всё равно не хочет верить, видеть правду, признать, что не принесут они друг другу ничего большего, кроме страсти и вожделения, которое с годами уйдёт. Что тогда их будет объединять? Вопрос ударил, словно обухом по голове. Арьян нахмурился. Сейчас, глядя на отца, как тот переживает уход княгини, тоскует по ней, где-то в глубине он желал таких же сильных уз, глубоких, с большими границами, чем просто постель. Связь с Всеславой была ошибочной, и страсть он по ошибке и, наверное, из-за юношеской пылкости, ещё не зная более глубоких чувств, принял за нечто большее. Всеслава подняла голову, заглядывая ему в лицо, и Арьян тут же отвёл глаза, чтобы суженая не увидела его опустошённый равнодушный взгляд. Он не хотел расстраивать её. Только не сейчас. Наверное, он тоже боялся признать правду, только причиной была тому собственная вина. Ранить Всеславу не хотел. Всё слишком запуталось.

Рука девушки огладила мужской торс, скользнула к животу, вниз, к завязкам штанов, нырнула под ткань. С новой силой туда ударила кровь. Проклятье! Челюсти сжались сами собой. Всеслава усмехнулась, обхватив пальцами, поглаживая успокоившуюся было плоть, которая только увеличивалась и разбухала под напором её ладони.

— Я же всё вижу, Арьян, всё понимаю, слышу. Твой голос, он какой-то другой. Ты приехал каким-то другим. И взял ты меня по-другому. Что случилось? — голос её сорвался на шёпот, вкрадчивый, царапающий слух, наверное, эти слова дались ей с трудом, она затаилась, прекратив ласкать его. И всё же княжна боялась услышать ответ, голос её звучал осторожно. Арьян и не спешил говорить, а впрочем, и не хотел.