— Я спущусь и встречу доктора, — произнесла та, а потом, поколебавшись, добавила: — Дорогая... Мне кажется, тебе надо переговорить с Бертом. Он не мог стрелять в Лестера. — Она осеклась, потому что в дверь позвонили.

— Ты можешь думать все, что тебе заблагорассудится, — жестко сказала Чарити, — но если он не представит никаких доказательств...

Звонок повторился, и Энн, тревожно оглядываясь, вышла из спальни.

Прошло достаточно много времени, прежде чем она вернулась вместе с доктором, и Чарити с подозрением посмотрела на них, пытаясь догадаться, о чем они разговаривали. Наверное, Энн сообщила врачу, что ее подруга слегка тронулась на почве пережитого. Она явно не хотела верить в то, что собаку ранил Берт Сондерс.

В комнату вошел не доктор Кендрик, которого Черри знала с детских лет, а один из его ассистентов, суховатый блондин-шотландец с голубыми глазами. Твердыми пальцами он прощупал Чарити пульс, измерил давление, прослушал и осмотрел ее. Энн попутно объясняла ему ситуацию:

— Берт... мистер Сондерс... повез собаку к ветеринару. Он полагает, что ранение поверхностное, и с Лестером все будет в полном порядке, — закончила она, обращаясь скорее к подруге, чем к доктору.

Слезы хлынули у той из глаз.

— Шок! — услышала она заключение врача, а затем тот полушепотом добавил: — Боюсь, что обморок может повториться.

И, словно подтверждая его слова, Чарити снова провалилась в небытие.

Когда она пришла в себя, на нее смотрели уже две пары глаз: озабоченные — Энн и испытующие — доктора.

Я не должна валяться, как тряпка, упрямо подумала Черри. Нужно срочно позвонить в полицию и потребовать, чтобы Берта взяли под арест!

Она услышала, как доктор сказал что-то насчет истощения, и открыла было рот, собираясь возразить ему, но была так слаба, что не могла вымолвить ни слова. Чарити послушно проглотила протянутую таблетку, стуча зубами о стекло, запила ее водой и спустя несколько минут погрузилась в теплую пустоту, где не было ни боли, ни страданий, ни усталости — ничего.

Черри очнулась в полной темноте. Видимо, дверь закрыта, догадалась она. Поселившись здесь в одиночестве, Чарити привыкла оставлять щелочку, чтобы свет ночника из коридора падал в комнату.

Она неуклюже сползла кровати, ощущая ноющую боль во всем теле, и особенно — в руках. Во рту пересохло, — вероятно, из-за лекарства, которое дал ей доктор.

Нащупывая в темноте выключатель, Чарити услышала знакомое повизгивание, и глаза ее, немного привыкшие к темноте, выхватили силуэт корзины, в которой спал Лестер.

Трясущейся рукой она зажгла свет и присела на корточки возле собаки. Проплешина розовела на фоне темной шерсти. Видимо, ее пришлось сбрить, чтобы обработать рану. Лестер с обожанием смотрел на хозяйку, непрерывно виляя хвостом. Чарити обняла пса и прижалась к нему, нашептывая его имя.

В это время дверь спальни открылась, повеяло холодом. Чарити инстинктивно заслонила собой собаку и, обернувшись, увидела на пороге комнаты Берта.

Он возвышался над ними, как башня, в черном халате, надетом прямо на голое тело. Заметив это, Чарити судорожно оглядела себя и обнаружила, что она, слава богу, в ночной рубашке. Видимо, ее переодела Энн.

— Я услышал, что ты поднялась с постели, — сообщил Берт с такой невозмутимостью, будто не было ничего особенного в том, что он посреди ночи, полуодетый, появился в ее спальне. — Мне показалось, что имеет смысл зайти и успокоить тебя насчет Лестера. Ветеринар тщательно осмотрел его. К счастью, тот, кто стрелял в пса, не может похвастаться меткостью. Если не считать поверхностного ранения, шока и потери крови, с собакой все в порядке.

Чарити изумленно посмотрела на него.

— Значит, ветеринару неизвестно, что это ты подстрелил Лестера? — в бешенстве воскликнула она. — Я собиралась сообщить об этом в полицию. — Ее буквально трясло. — Вон отсюда! Вон из моего дома! — Рука ее непроизвольно стиснула ошейник, и пес взвизгнул от боли.

— Не будь смешной! — резко оборвал ее Берт. — Ради всего святого, ты действительно думаешь, что это я стрелял в него?

Он осекся, увидев, как переменилось ее лицо. Чарити, насупившись, поглядела на него, а затем срывающимся от волнения голосом спросила:

— Скажешь, не ты?

— Нет, черт побери, не я! — Его гнев явно был непритворным, и ледяная струйка сомнения охладила ее злость.

А что, если она ошиблась? Нет, не может быть!

— Энн говорила, что ты слышала выстрел. Не помнишь, во сколько это было? — требовательно допытывался Берт.

Он хочет поймать меня, подумала Чарити.

— Примерно в девять. Как раз начали передавать новости.

— К твоему сведению, в девять утра я встречался со своими бухгалтерами в Кембридже, и они, безусловно, подтвердят тебе этот факт.

Черри не желала верить ему. Ей хотелось сказать, что такому богатому и влиятельному человеку, как он, ничего не стоит нанять фальшивых свидетелей, но она видела, что он не лжет. Об этом лучше всяких доказательств говорило его лицо.

— Как тебе могло прийти в голову, что я могу ранить или покалечить беззащитное животное... и чего ради? Спустись на землю, Чарити! Да, я с радостью купил бы у тебя участок, но не настолько одержим этой целью, чтобы наплевать на собственные принципы.

Чарити молчала. Как это он умудряется вечно повернуть все так, что виноватой оказывается она?..

Позабыв о гневе, она хрипло, с все нарастающим волнением спросила:

— Хорошо, но ведь кто-то стрелял в него, или ты и это спишешь на игру моего воображения?

— Нет, его действительно ранили, но надо еще выяснить, не было ли это несчастным случаем. Насколько мне известно, прежний владелец Кортс-хоума редко навещал свой участок, и там мог оказаться кто угодно.

— Думаешь, это браконьеры? — задумчиво произнесла Черри.

— Возможно. Или подростки, которые забавы ради стреляли в грачей и, промахнувшись, задели Лестера.

Все это звучало очень правдоподобно, но какой-то инстинкт подсказывал Чарити, что ее собака пострадала не случайно.

— Между прочим, Энн говорила мне, что не я первый положил глаз на твою землю.

Чарити нахмурилась. Она бросила взгляд на будильник и обнаружила, что сейчас половина первого ночи. Проспав практически целый день, она чувствовала себя вполне бодрой, но вряд ли то же самое можно было сказать о Берте. Неужели он, несмотря на усталость, настроен снова говорить о продаже участка? Или у него закралось подозрение, что она может уступить участок этому строителю? Черри стало противно, что он мог подумать о ней такое. Если бы она действительно решилась расстаться с землей, то продала бы ее именно Берту, потому что это означало бы воссоединение поместья. Другое дело, что она не сделает ничего подобного...