День у меня действительно не заладился. Радовать же девочку своим невежеством у меня не было ни малейшего желания. В университете я в восемнадцать лет не учился, я был трудным ребенком, в отличие от Лиды Полесниковой, а потому вуз — истфак педагогического окончил в двадцать шесть. И теперь, с высоты проведенных в общежитии лет, имею полное право развязно отхлебнуть из своей фляжки и только потом начать говорить.

— Патмос, или Патнос, — это небольшой остров, имеющий около восьми километров в длину, но очень узкий. В античные времена Греции он процветал и был очень густо заселен. В римскую эпоху он славился как невероятно удобное место для пристани. По правилам мореплавания той эпохи Патмос был первой страницей для путешественников, идущих из Эфеса в Рим, и последней для следовавших из Рима в Эфес. — Чиркнув колесиком «Зиппо», я понаблюдал за реакцией девушки. Взгляд ее, как мне показалось, потеплел. Женщины любят умных мужиков, я знаю. — В силу того что для современной истории остров Патмос важен лишь по одной причине, я, удивленный и растерянный, осмелюсь предположить, что моя юная гостья имеет в виду одного человека, жившего там много веков назад. Я полагаю, что это не кто иной, как святой апостол Иоанн. Он же — пророк Иоанн.

— Кажется, я не ошиблась, — прошептали ее губы.

Я же, вдохновленный первой из ее уст похвалой, продолжил:

— На этом острове в 69-м году был написан Апокалипсис, творение, до сих пор терзающее умы ученых мужей. Есть мнение, что написал его святой апостол Иоанн. Потом бытовало мнение, что работа выполнена одноименником апостола. Третья версия заключается в том, что дерзновенный труд сочинил и изложил какой-то писатель, пожелавший выдать себя за апостола Иоанна. Однако же маловероятно, что кто-то из современников святого апостола при жизни этого столпа христианства решился использовать его имя, а потому думается, что Апокалипсис — произведение святого апостола Иоанна. И написано оно было именно на острове Патмос.

Я посмотрел на порозовевшую и ставшую еще прекраснее девушку и встретил в ее глазах не то восхищение, не то просто предложение продолжить общение. Она сидела и мягко барабанила по столу пальцами. Теперь этот перестук вызывал у меня какое-то расслабление и истому. Ничего удивительного в этом нет. Когда пальчики прекрасной девушки прикасаются к чему-либо, это всегда вызывает восторг. Прикосновение — как импульс, передающийся на расстоянии.

Мне было значительно лучше, чем десять минут назад. Кажется, здесь продают коньяк не дурнее, чем в Москве.

— Это все, что я знаю о Патмосе, юная леди с высшим образованием, — признался я. — Если вы спросите о чем-либо еще, что с ним связано, буду вынужден сообщить вам, что вы обращаетесь не по адресу.

— Я услышала то, что хотела, — проговорила она, продолжая почти бесшумно постукивать по столу. — Известен ли вам текст Апокалипсиса?

— Смутно, — я поморщился и снова приложился к фляжке. — Мне всегда были не по нраву античные вероучения и легенды. Я атеист-педант, если угодно, и изучал Древний мир исключительно ради положительной оценки в зачетной книжке, — закурив третью по счету сигарету, я решил подводить итоги. — Но кое-что все-таки помню. А потому давайте же наконец определимся относительно вашей книги. Речь, полагаю, идет не об оригинале Апокалипсиса, исполненном пером автора?

— Нет, — сказала Лида. — Эта книга гораздо старее.

— Это хорошо, поскольку книг в те времена еще не было. Но что может быть старее Апокалипсиса, если и он был выполнен в виде пергаментных свитков? Слово «книга», моя милая студентка, во времена Нерона не было известно свету.

Она снова замялась, но не от смущения. Казалось, Лида просто выдерживает паузу.

— Артур Иванович, книга существует. Мне трудно объяснить вам необъяснимое, но, если мы отправимся в путь, мы найдем эту книгу. Найдем несмотря на то что книг в то время действительно не было. Но она была. То есть существует.

— Милая девушка, нельзя найти то, чего не существует, как нельзя и потерять, между прочим. Вы не находите рационального зерна в моих логических цепях, так восхваленных Ангелиной Антоновной?

— Господи, — вскричала она, — да почему же вы такой тупой!

— Я не тупой, — миролюбиво возразил я. — Я образованный. И у меня поэтому подозрение, что вы одержимы какой-то идеей, но у меня вместе с тем есть надежда на то, что с возрастом она может покинуть вас и без медицинского вмешательства. — Я снова заглянул в ее глаза, они были полны яростного света.

— Вы говорили, что знакомы с Писанием пророка Иоанна, — вдруг проговорила, освежая мою память, она.

Меня пошатнуло, и на какое-то мгновение картину передо мной застил туман.

— Верно, — с трудом выдавил я, приходя в себя. Хорош коньячок…

— Тогда вы должны вспомнить хотя бы несколько первых абзацев этого Писания. Вы в состоянии это сделать? Не нужно дословных цитат! — Она говорила громко и убедительно. И это меня пугало. Я знаю, насколько убедительны бывают сумасшедшие. — Что такое Апокалипсис, господин Бережной?!

Меня только что качнуло, и это неспроста. Такое случается либо когда выпьешь мало, либо когда перепьешь. Перепить я не мог, а потому недвусмысленно потряс фляжкой в воздухе. Она была пуста. Если не считать того, что было вылито на пол, меня сейчас грело что-то около ста пятидесяти граммов хорошего спиртного. Самое время начать беседу о Судном дне, а в ходе разговора сходить на кухню для использования внутренних резервов.

— Апокалипсис — процесс кары господом земных существ, согрешивших и нераскаявшихся, — сказал я, не веря, что разговариваю об этом с девочкой. — Потерявший терпение Агнец, удостоверившись в том, что все коленопреклоненные христиане оказались в Царствии его и уже не связаны с грешной землей, начинает последнюю интермедию…

Меня снова качнуло, на этот раз уже с хорошей амплитудой. За стеной, на улице, послышались голоса, и я вдруг понял, что голоса тревожны.

— Лида, — сказал я, взявшись за край стола, — если позволите, я схожу на кухню, где охлаждается мой портвейн. Мне казалось поначалу, что для пересказа окажется достаточно и того, что я выпил, но теперь уверен в том, что придется вынуть бутылочку славного винца.

— Вы из тех, кто без опаски смешивает коньяк и вино?

— Знаете ли, быть может, после того как я закончу, мне захочется прочистить желудок и отрешиться от всего сказанного и без этого коктейля, — возразил я, уже вынимая из холодильника бутылку. — Пригубите?

— Самую малость.

Замечательно. Когда мужчина и женщина пьют вместе, между ними не случается противоречий. Речь идет, разумеется, о людях, выпивающих редко и помалу.

— Итак, господь — на престоле… — напомнил я, разливая рубиновую жидкость по стаканам. — Вокруг престола двадцать четыре второстепенных седалища, или, по-нашему, сиденья. На них восседают двадцать четыре старца, облаченных в белые одежды и с золотыми венцами на головах. Это избранные представители человечества, нечто вроде небесного сената, постоянный двор Предвечного.