Лоджудис был наполовину прав: к тому моменту я действительно заподозрил Джейкоба, но отнюдь не в убийстве. Сценарий, в котором Лоджудис настойчиво пытался убедить большое жюри, – что в силу своей семейной истории, найдя нож, я немедленно понял, что Джейкоб психопат, и начал его покрывать – был полной чушью. Я не виню Нила в том, что он так упорно продавливал эту версию. Присяжные по природе своей глухи, а обстоятельства этого дела были таковы, что, по сути, вынуждали их еще настойчивей затыкать уши. У Лоджудиса просто не оставалось другого выхода, кроме как кричать. Но факт остается фактом: ничего такого драматического не произошло. Предположение, что Джейкоб может быть убийцей, было полным бредом; я ни на миг не рассматривал эту возможность всерьез. Скорее уж полагал, что что-то случилось. Джейкоб знал больше, чем говорил. Видит бог, это само по себе меня пугало. Подозрение, едва закравшись в мое сознание, заставило меня переживать все вдвойне: как насторожившегося следователя и как обеспокоенного отца. Первый хотел выяснить истину, второй страшился ее. И если я не стал признаваться во всем этом большому жюри, то лишь потому, что у меня тоже имелись веские основания продавливать свою версию.

В тот день, когда я нашел нож, Джейкоб вернулся домой около половины третьего. Мы с Лори сидели в кухне и слушали, как он с шумом ввалился в дом и пяткой захлопнул входную дверь, потом сбросил рюкзак и куртку. Тревожно переглядываясь, мы, точно операторы гидролокационной установки, пытались интерпретировать все эти звуки.

– Джейкоб, – крикнула Лори, – будь добр, подойди сюда, пожалуйста.

На мгновение повисла тишина, точно перед прыжком, потом он произнес:

– О’кей.

Лори сделала оптимистическое лицо, чтобы меня ободрить.

Джейкоб нерешительной походкой вошел в кухню. Мне вдруг неожиданно бросилось в глаза, как сильно он вырос за последнее время, стал размером со взрослого мужчину.

– Папа? Что ты делаешь дома?

– Джейк, нам нужно кое о чем поговорить.

Он прошел чуть вперед и увидел лежащий на столе между нами нож. В сложенном виде в нем больше не было ничего угрожающего. Это был просто инструмент.

Самым нейтральным тоном, который я только мог изобразить, я произнес:

– Не хочешь рассказать нам с мамой, что это такое?

– Э-э-э… нож?

– Не придуривайся, Джейкоб.

– Сядь, – вмешалась его мать. – Сядь.

Он сел.

– Ты рылась в моей комнате?

– Это был я, а не мама.

– Ты обыскивал ее?

– Угу.

– Уважение к личной территории? Нет, не слышали.

– Джейкоб, – проговорила Лори, – папа беспокоился за тебя.

Он закатил глаза.

– Мы оба беспокоились, – продолжала Лори. – Почему бы тебе не рассказать нам, что вообще происходит?

– Джейкоб, ты ставишь меня в сложное положение. Половина полиции штата занята поисками этого ножа.

– Именно этого ножа?

– Не именно этого, просто ножа. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Подобного ножа. Я не понимаю, что такой нож делает у ребенка твоего возраста. Для чего он тебе понадобился?

– Ни для чего. Я его купил, и все.

– Зачем?

– Не знаю.

– То есть ты его купил, но зачем, ты не знаешь?

– Да захотел и купил! Без всякой причины. Это ничего не значит. Почему все непременно должно что-то значить?

– Почему тогда ты его прятал?

– Наверное, потому, что знал – вы распсихуетесь.

– Ну, по крайней мере, тут ты не ошибся. Так зачем тебе понадобился нож?

– Я же уже сказал тебе, просто так. Я подумал, что он прикольный. Он мне понравился. И я его захотел.

– У тебя что, какие-то проблемы с другими ребятами?

– Нет.

– Ты чего-то боишься?

– Нет, я же уже сказал, я просто его увидел, подумал, что он прикольный, ну и купил.

Он пожал плечами.

– Где?

– В городе, в магазине армейского снаряжения. Их много где продают.

– Чек остался? Ты платил кредиткой?

– Нет, наличными.

Мои глаза сузились.

– Господи, папа, так еще бывает: люди до сих пор используют наличные.

– И что ты с ним делаешь?

– Ничего. Просто смотрю на него, держу в руках, прислушиваюсь к своим ощущениям.

– Ты носишь его при себе?

– Нет. Обычно не ношу.

– Но иногда все же носишь?

– Нет. Ну, изредка.

– Ты брал его в школу?

– Нет. Всего один раз. Хотел показать ребятам.

– Кому именно?

– Дереку, Дилану. Может, еще паре человек.

– Зачем?

– Потому что я думал: это прикольно. Типа зацените, что у меня есть.

– Ты им хоть раз что-нибудь делал?

– Например?

– Ну, не знаю, что вообще делают ножом? Режут?

– Ты имеешь в виду, не зарезал ли я им, случайно, кого-нибудь в парке Колд-Спринг?

– Нет, я имею в виду, пользовался ли ты им хоть раз вообще?

– Нет, никогда. Разумеется, нет.

– Значит, ты просто купил его и положил в ящик?

– Ну да.

– И ты хочешь, чтобы я этому поверил?

– Но это правда!

– Зачем тебе понадобилось…

– Энди, – вмешалась Лори, – он подросток. Затем и понадобилось.

– Лори, не надо ему помогать.

– Подростки иногда делают глупости. – Она повернулась к Джейкобу. – Даже умные подростки иногда делают глупости.

– Джейкоб, я должен тебя спросить ради моего душевного спокойствия: это тот нож, который они ищут?

– Нет! Ты что, совсем спятил?

– Ты знаешь что-то, что имеет отношение к тому, что случилось с Беном Рифкином? Может, что-то, что ты слышал от друзей? Что-то, что ты хотел бы мне рассказать?

– Нет. Разумеется, нет. – Он спокойно посмотрел на меня, бестрепетно встретившись со мной взглядом. Продлилось это всего одно мгновение, но я безошибочно прочитал в этом вызов – это был взгляд того рода, который дерзкий свидетель может метнуть в тебя в зале суда. Продемонстрировав мне таким образом свое неповиновение, он вновь превратился в обычного ершистого подростка. – У меня в голове не укладывается, что ты спрашиваешь меня об этом. Я прихожу из школы и неожиданно оказываюсь на допросе. У меня это просто в голове не укладывается. Поверить не могу, что ты так обо мне думаешь.