— О чем ты хочешь еще говорить?

Ник посмотрел на ее подрагивающие губы, потом на нежную впадинку у основания шеи. И Глория почувствовала, что там осталась капля…

— Наверное, все-таки разговор — это не совсем то, что каждому из нас сейчас надо, — тихо сказал Ник. Взгляд, которым он ее окинул, и низкий, слегка хриплый голос выдавали его желание. Ее сердце оборвалось на секунду и забилось в панике.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — пробормотала она, едва слышно. Ее охватили страх и возбуждение.

— Нет, ты понимаешь! — Его глаза смотрели в упор. Он шагнул вперед и приподнял ее подбородок. Горячая мягкая ладонь ласково коснулась щеки. — Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, Глория Прайс. Главный вопрос в том, способна ли ты дать честный ответ?

Ник собирался поцеловать ее, в этом не было сомнений. А она стояла неподвижно под его пристальным взглядом и почему-то молча разрешала делать то, что этот мужчина хотел. Поцелуй был поначалу нежным, а затем он властно горячим языком раздвинул ее губы и вошел им в ее рот. Она уже дрожала от страсти, когда оторвалась от него, чтобы перевести дыхание.

Но он вновь притянул Глорию к себе и вынул заколки из ее волос, дав огненно-рыжим локонам свободно рассыпаться по плечам. Узел на поясе оказался развязанным одним рывком. Ничем не сдерживаемые полы халата легко разошлись в стороны. Николас мгновение, как завороженный, смотрел на то, что ему открылось, затем легким движением рук сбросил с нее одежду.

— Останови меня сейчас, пока не поздно, — прошептал он.

Уже поздно! — подумалось ей. Во рту у нее пересохло, груди ныли, требуя его ласк и поцелуев.

Она ничего ему не сказала. Ее пальцы быстро пробежали сверху вниз по пуговицам его рубашки, расстегнув каждую из них. Только взглядом девушка ответила, что не станет его останавливать. Но это не было слепым подчинением напору мужского желания. Это стало ее собственным выбором. А теперь ему предстояло доказать ей, что этот выбор был сделан не зря.

Он немного отстранился, нетерпеливо расстегнул ремень, затем пуговицы на брюках. Глория сама помогла ему снять их, провела рукой по волосатой мужской груди, по плоскому животу и спустилась еще ниже к его затвердевшей плоти, рельефно выделявшейся сквозь белые трикотажные трусы. Они решительно были стянуты вниз. Николас застонал и, подхватив ее на руки, отнес на кровать.

Он вошел в нее одним сильным толчком, и тело Глории заныло от сладкого предчувствия блаженства. Уловив ритм его движений, она отвечала на него с самозабвением, и трижды волна удовольствия накрывала ее. Когда же и он не смог дольше сдерживать переполнявшее его возбуждение, Глория почувствовала в себе взрыв жаркого пламени…

Когда зазвонил телефон, они все еще лежали, обнимая друг друга.

Осознание того, где она и что делает, подобно урагану, вырвало Глорию из объятий Николаса Галанакиса. Зрачки молодой женщины расширились от ужаса, охватившего ее разум, когда она поняла, что забыла обо всем на свете. Ее взгляд упал на часы, висевшие напротив кровати. Было восемнадцать сорок семь. Ужас! Меньше получаса осталось на то, чтобы подготовиться к выходу в театр и спуститься в холл.

— Посмотри на время! Скоро нам выходить! — бросила она в панике Николасу, переворачиваясь на бок, чтобы взять трубку.

— Ты абсолютно права.

Быстрое согласие с его стороны помогло Глории собраться с мыслями и решить, как справиться с возникшей ситуацией. Звонок, вероятнее всего, был от Дороти. Той не терпелось узнать о результатах ее работы в архиве. Вполне уместный интерес работодателя, заплатившего за комфортабельный гостиничный номер, который легкомысленная Глория использовала для того, что никакого отношения не имело к ее работе.

Она вздохнула с облегчением, почувствовав спиной, что Ник поднялся, и поднесла надрывающуюся трубку к уху. Глория старалась произносить слова как можно спокойнее.

Да, конечно, звонила миссис Галанакис.

Мисс Прайс заговорила быстро, выражая полное удовлетворение информацией, собранной ею сегодня в газетном архиве. Потом последовали другие ее многочисленные ответы на вопросы о том, как прошел день, заверения, что доставшаяся ей комната просто отличная и что она помнит о времени сбора в холле сегодня вечером. Глория обманула старушку, сказав, что успела поесть. Каждое мгновение этого пустого разговора вызывало в ней нарастающее волнение и напряжение из-за безвозвратно убегающих минут.

Глория продолжала сидеть к Нику спиной, но слышала, как тот двигается, надевая одежду. Наконец она ухитрилась закончить разговор и положила трубку. Ей приходилось оставаться обнаженной, в то время как Ник, похоже, был уже одет. Это действовало на нервы. Не бегать же ей перед ним голой, даже несмотря на то, что между ними произошло. Чего он ждет? Разве непонятно, что сегодня вечером не принимаются никакие извинения за опоздание? Тем более что она должна привести себя в порядок и нанести макияж тщательнейшим образом, а не впопыхах.

Ее сердце бешено колотилось. Она боялась обернуться, не представляя его реакции на случившееся. Чувствовал ли он то же, что и она?

Внезапно ощутив свою беззащитность, Глория принудила себя осторожно оглянуться на Ника через плечо и по его глазам постараться понять, какие чувства охватывают ее возлюбленного в данный момент.

Николас стоял у дверей. Его пристальный взгляд был направлен на нее в упор. Он выглядел так же солидно, как и в ту минуту, когда переступил порог ее номера.

— Не пытайся снова улизнуть от меня сегодня вечером, Глория, — сказал он решительно. В его глазах читалась непреклонность и явное предупреждение, что она пожалеет, если вздумает перечить ему. — Ты обязательно будешь в холле в девятнадцать пятнадцать. И оттуда мы поедем в театр вместе. — Николас с нажимом, отчетливо произносил каждое слово и вышел прежде, чем она успела перевести дыхание.

С его появлением комнату словно захлестнуло волной агрессии, и его уход оставил Глорию с чувством безоговорочного подчинения чужой сильной воле. Ее нельзя было отклонить или игнорировать, и неважно было, что последует за этим моментом.

Такой напор ошеломил молодую женщину и заставил ее потерять еще несколько драгоценных минут.

Ее мозг силился проанализировать те слова, которые только что прозвучали. Ведь они были ключом к чувствам Николаса. «Не вздумай улизнуть…» — так что ли он расценил ее утреннее решение лететь раньше других и намеренное отсутствие на воскресном семейном ланче?

И, похоже, воспринял это, как личное оскорбление. Хотя, зачем кривить душой, — так оно и было. Своими поступками мисс Прайс в какой-то мере умышленно хотела задеть его самолюбие. Значит, Ник думал о ней, как и она сама думала о нем, кстати, невероятно злясь по этому поводу. Из всего этого напрашивался вывод, что Галанакис-младший вовсе не собирался без боя отказываться от того, что произошло сегодня между ними.