Граф встал. Он больше не мог слушать, сидя на одном месте. Он не мог поверить, что все услышанное – правда, и, однако, оно лишь подтверждало слухи, ходившие в светском обществе о Цирцее Лангстоун.

Но одно дело посещать ясновидящих, смотреть в хрустальный шар или платить за какое-нибудь приворотное зелье – так делают многие женщины. Но участвовать в церемониях черной магии… Ему стало ясно, что все эти ужасные вещи возбуждают жестокость, а Офелия и Пират как раз оказались под рукой.

– Спасибо, что вы мне все так откровенно рассказали, Эмили, – сказал он вслух. – А теперь скажите, что вы собираетесь делать сегодня ночью?

– Не знаю, милорд. Я спросила ее светлость об этом, но она ответила, что мне дается час, чтобы покинуть дом. Куда же мне деваться, миледи? – спросила я. «Не сомневаюсь, что вы найдете какого-нибудь мужчину на улице, который вам это объяснит, – ответила она. – Для вас это самый подходящий выход. Конечно, есть еще река».

– Но перед уходом вы еще раз видели мисс Офелию?

– Я думаю, что ее уже нет в живых, милорд, после такого истязания. Но когда я последний раз с ней говорила, она мне сказала: отправляйтесь к отцу, Эмили. Но я не могу, мисс, – сказала я, – я все хотела вам сказать, но еще не успела. Он получил от его светлости домик в деревне, так что я не могу до него добраться, пока не пойдет завтра утром дилижанс. И все равно, у меня нету денег. «Отправляйтесь к графу Рочестеру, Эмили, – сказала мисс Офелия так тихо, что я еле-еле расслышала. – Я знаю, что он о вас позаботится. Скажите ему, что вы дочь Джема. Немедленно отправляйтесь к нему. Он живет на Беркли-сквер, и поторопитесь»

Эмили опять разрыдалась.

– Я хотела спросить, как ей помочь, милорд, но видела, до чего она была перепугана. «Не тратьте времени на разговоры, Эмили, – сказала она. – Мачеха может вернуться в любой момент». Ну, вот я и сделала, как она велела, милорд, и вот я здесь, – закончила Эмили свой рассказ.

– Вы поступили совершенно верно, Эмили, – заверил ее граф. – Я попрошу мою экономку позаботиться о вас сегодня ночью, а завтра вы сможете отправиться к отцу в деревню.

– О милорд... – слезы струились из глаз Эмили, и она больше не могла их сдерживать.

Он знал, что девушка больше всего боялась, что он не захочет помочь и ей придется опять отправиться на улицу.

– Я уверен, что смогу найти для вас работу в замке, – продолжал граф. – В любом случае я передам, чтобы за вами присмотрели и выяснили, что для вас можно сделать.

– Спасибо, милорд, благодарю вас! – воскликнула Эмили.

Она с шумом высморкалась, вытерла глаза и спросила:

– А вы сможете что-нибудь сделать для мисс Офелии, милорд? Нельзя допускать, чтобы она так страдала.

– Нельзя, – согласился граф. – И я обещаю что-нибудь сделать, чтобы ей помочь.

Эмили глубоко вздохнула, как будто исчезла ее последняя тревога.

Граф подошел к камину и позвонил в колокольчик. Дверь открылась, и в ней появился дворецкий.

– Отведите Эмили к миссис Кингстоун, – приказал он. – Она останется здесь на ночь, а завтра утром отправится в замок. Я поговорю об этом с майором Мазгровом.

– Очень хорошо, милорд.

Он посмотрел на Эмили; она присела в книксене и следом за ним вышла из комнаты.

И только когда граф остался один, он поднес руку ко лбу, словно для того, чтобы помочь мозгу усвоить все, что он только что услышал.

Офелия заснула только перед рассветом.

Это был сон полного изнеможения: на какое-то время ее отпустила невыносимая боль, от которой нестерпимым огнем горела ее истерзанная спина. Последнее, что она услышала перед тем, как забыться, было повизгивание Пирата, стонущего под кроватью. И когда она проснулась, он продолжал скулить.

Бледное солнце пробивалось через занавески. Оно было еще неярким, и она поняла, что спала не более часа.

«Я не могу двигаться», – подумала она, понимая, что стоит ей пошевелиться, как это вызовет такую боль, словно тысяча острых ножей вонзится в каждый нерв ее тела.

Потом она вспомнила свое обещание и поняла, что любой ценой должна добраться до парка и увидеть графа.

– Я не могу туда попасть, – сказала она себе.

Но, услышав поскуливание Пирата, подумала, что если встретит графа, то сможет убедить его забрать собаку. Она помнила, как был потрясен граф вчера, когда увидел, в каком виде находится спаниель, а если он увидит его сегодня, то ничто не удержит его от того, чтобы спасти собаку, которая ему когда-то принадлежала.

«Если она не сможет мучить Пирата, мне будет легче выносить собственную боль», – подумала Офелия.

Очень осторожно, опираясь обеими руками, она сумела сесть, но движения причиняли ей муку, и когда она попыталась встать с кровати на пол, то почувствовала, что сейчас упадет без сознания.

Каким-то чудом ей удалось встать; ее дыхание было судорожным от боли, а губы так пересохли от страха, что готовы были потрескаться.

Она выпила немного воды, затем оделась – медленно, очень медленно, потому что каждое движение ее рук причиняло ей нестерпимые страдания.

Она чувствовала, что если не выйдет из дома очень рано, то ей могут помешать это сделать. Было всего-навсего четверть седьмого, когда она осторожно спустилась по лестнице.

Пока ей некого было бояться, но все равно страх переполнял ее. Она чувствовала дурноту, а все тело болело так невыносимо, что она могла думать только об одном: нужно спасти Пирата.

Собака постанывала и поскуливала; когда она пыталась идти, ей удавалось только прыгать на трех лапах.

– Я понесу тебя, – сказала Офелия.

Но ей и самой-то еле удавалось двигаться, не говоря уж о том, чтобы нести спаниеля.

Она добралась до холла и с облегчением увидела, что дверь открыта, потому что одна из служанок в фартуке мыла ступеньки.

Она взглянула на Офелию, но ничего не сказала.

Офелия знала, что прислуга предупреждена, что она наказана и что никто не должен иметь с ней никакого дела, не должен давать ей то, что она попросит, а особенно пищу.

Она не пристегнула Пирата на поводок, видя, что он, как и она сама, слишком слаб, чтобы бежать. Он шел за ней по пятам из одной привязанности, когда она подзывала его время от времени.

Очень медленно, с трудом делая каждый шаг, Офелия пересекла Парк-лейн и через Станхоуп-гейт вошла в парк.

Когда она ступила на траву парка, ей показалось, что деревья плывут вокруг нее, и она не смогла сделать больше ни шагу. Однако она понимала, что необходимо уйти с того места, где ее могут заметить из дома.

Вдруг кто-нибудь увидит, как она разговаривает с графом?