— Ты её понимаешь!? — разом воскликнули пленные.

— Какой ещё ритуал?! — переспросил Аверкий.

— Тише, — попросил Ификл и прислушался, — да… Старуха говорит, что этот воин достоин стать… конём?

— Конём? — переспросил Герадот.

— Тише, что дальше? — поторопил Центурион.

— Да… Она… Ох боги!

— Ну что там?! — Аверкий выходил из себя от нетерпения.

Эфикл перевёл на него изумлённый взгляд, затем повернулся обратно. Старейшина ходила вокруг Брутуса, с таким лицом, будто только что купила себе отменного племенного жеребца. Внезапно, она крепко схватила мужчину между ног и одобрительно кивнула.

— Она говорит, — продолжил Эфикл, — что этот конь… хотя… скорее жеребец, станет отличным… создателем.

— Ты уверен, что верно всё понимаешь? — уточнил Гораций.

— Брат, мгновение назад я не знал, что вообще знаю этот язык.

— Тише, — вновь скомандовал Центурион, — что она говорит?

Ификл вновь посмотрел на старейшину, ходившую вокруг ничего не понимающего Брутуса, и обращалась к соплеменницам, которые вдруг из грозных воительниц превратились в хихикающих барышень.

— Она спрашивает: — выслушав её, ответил Ификл, — кто из сестёр желает лечь рядом с чужаком и понести от него…

Воцарилось молчание. Только старейшина продолжала снова и снова повторять свой призыв.

— Вот же гад! — вдруг воскликнул Аверкий, — Вечно ему, с самого детства, достаются самые лакомые куски!

— Тише! — скомандовал Центурион, — Мы ещё не знаем, чем всё кончится.

В этот момент, из рядов воительниц, робко и подталкиваемая своими подругами, вышла высокая, темноволосая, смуглая девушка с точёной фигурой и большими глазами на милом девичьем лице. Она медленно подошла к старейшине, смущённо улыбаясь и склонив голову. Женщина взяла в руки молодое лицо девушки и осторожно поцеловала её в щёки. Затем взяла её под руку и повела в палатку, из которой вышла чуть ранее.

К Брутусу, тем временем, подошли четверо других девушек. Трое приставили к нему оружие, а четвёртая перерезала путы. Затем, окружив имперца, они провели его к той же палатке и, почти что, запихнули его внутрь, а затем вошли следом.

— Ну вот, — проворчал Аверкий и сплюнул, — теперь мы знаем, чем всё кончилось.

— Да… Хороша, — одобрил Герадот, — но на её месте я бы тоже выбрал твоего брата.

— Лучше заткнись! — вспылил Аверкий и попытался вырваться из пут, но к ним тут же подоспели стражницы с копьями наперевес.

— Успокойтесь сейчас же! — велел Центурион, — Аверкий!

Увидев недовольный взгляд командира, имперец успокоился и уткнулся взглядом в землю. Поняв, что пленники успокоились, стражницы тут же удалились.

— Так откуда ты знаешь их язык? — спросил Гораций спустя пару минут.

— Да, — вторил ему Центурион, — мне бы тоже хотелось знать.

— Поверьте, — ответил Ификл, — я бы рад вам ответить, но… Я не могу. Такое ощущение, будто я говорил на нём давным-давно. Это как сон, который пытаешься вспомнить, когда проснулся.

— Да уж, жаль только мы не спим, — подал голос Прокис.

— Ну почему же? — усмехнулся Рамон и улыбнулся, — Кое-кому не жаль.

Гладиатор кивнул в сторону палатки, из которой уже начали доноситься пронзительные женские стоны.

— А вот и он! — воскликнул Герадот, когда воительницы наконец вывели из палатки Брутуса, — Ну как, жеребец? Кобылка была знатная?

Явно измотанного, но довольного Брутуса усадили на прежнее место и связали, как и прежде.

— Ну рассказывай! — не унимался гладиатор, — Какова?

— Не опытная, — ответил имперец и добавил с улыбкой, — но старательная. Старуха постоянно подсказывала ей, что делать, а остальные внимательно смотрели, не отрывая взгляд. Учились, наверное.

— Поздравляю брат, — усмехнулся Аверкий, — не думал, что ты однажды станешь мальчиком из дома удовольствий.

— Ну он им и не стал, — усмехнулся Прокис, — тем хотя бы платят.

Имперцы рассмеялись, а Брутус покраснел от злости и смущения.

— Не обращай внимания, — поспешил успокоить его Центурион, — они просто тебе завидуют.

— Я так и понял, мой командир, — сердито ответил претореанец.

Тем временем, из палатки вышла старейшина, а следом — та самая девушка, с мокрыми и спутанными волосами. Из одежды на ней был только плащ старейшины, а в руках она держала потемневшую от времени деревянную чашу.

Девушка медленно подошла к Брутусу и гордо встала перед ним.

— Что происходит? — недоверчиво спросил Центурион.

Но ему никто не ответил.

Дальше события стали развиваться слишком быстро: старейшина зашла Брутусу за спину, задрала его голову и одним движением достала нож и перерезала воину горло. Из раны тут же хлынула кровь. Старейшина что-то сказала, и девушка в плаще тут же подставила чашу под ток крови. Когда чаша набралась, она поднесла её к губам и стала пить из неё.

Кровь лилась по губам девушки на её тело, стекая от шеи по молодой груди на живот и бёдра. Когда чаша опустела, девушка подняла её над головой, показывая остальным воительницам, что та пуста, и все женщины хором одобрительно и победоносно закричали, поддерживая соплеменницу.

К ней подошла старейшина, взяла за руку и увела куда-то в сторону. Брутус к тому времени уже был мёртв. Имперцы молчали, изумлённо глядя на него. Лишь Аверкий беззвучно плакал, повторяя имя брата и извиняясь перед ним.

Спустя несколько часов, старейшина вернулась. Она снова обошла имперцев и, на этот раз, остановилась рядом с Броном.

Гладиатор молчал. Его стальные глаза смотрели на женщину без каких-либо эмоций, но при этом от его взгляда веяло по-настоящему мертвецким холодом.

— Выбери меня, тварь! — кричал Аверкий, — пусть только твои сучки меня развяжут, и тогда уж я перегрызу тебе глотку!

Одна из стражниц ударила имперца древком копья в грудь, и тот замолчал, выпустив весь воздух. Старейшина же указала на Брона, и к нему уже выдвинулись воительницы, как вдруг раздался вой сигнального рога.

Воительницы разом встрепенулись и схватились за оружие, но было поздно. Из чащи леса на них обрушилась армия всадников. Размахивая клинками, и ловко орудуя короткими луками, они мгновенно смяли оборону воительниц, и те, кого всадники ещё не настигли, пустились в бегство.

Когда топот копыт утих и