– Утром, примерно в шесть первой трети. В четвертый день Рождества, или как там было раньше, четвертого, мать его, куцего декабря, – уточнил хозяин дома.

Павел недоверчиво посмотрел на него. С того момента, как Кавендиш забрал его из приюта, прошло шесть лет, и все это время старик много раз что-то рассказывал и выдумывал. По большей части полезное и интересное, но иногда и вот такое случалось, на грани бреда.

– А как же Патрик, Нина, Триш, тетя Тереза и тетя Эми, и все остальные? – Он стоял метрах в двух от Элайи, даже в полумраке видны были грубые морщины, изрезавшие лицо старика, и легкое подергивание левого глаза. Павел был уверен, что Кавендиш шутит, выглядел старик отлично, держался бодро и спокойно. Поэтому он решил ему подыграть.

– Они узнают об этом завтра, когда все уже случится. Но нам с тобой надо поговорить сейчас.

– Хорошо. – Павел обернулся, выцепив глазами стул с полосатой обивкой. Если разговор предстоит долгий, то неплохо бы присесть.

– Постоишь, – усмехнулся старик. – Много времени это не займет. Подойди поближе. Давай руку, левую.

Он вцепился руками со старческими пятнами на коже в браслет, нажал большими пальцами на появившиеся на матовой поверхности две черные точки, подержал в таком положении, отпустил.

– Ну вот, теперь ты совершеннолетний, и сам отвечаешь за свои поступки. Сам решаешь, когда его снять. Не нужно никаких приспособлений, просто представь, как обычно, второй на своей руке, и стягивай, сигнал не пойдет в Службу контроля. Попробуй.

Парень снял и надел браслет несколько раз. За те две-три секунды, на которые блокиратор покидал руку, он ничего не успевал почувствовать, но рисковать просто так, задерживаясь, не хотел. Красный ободок не загорался, словно браслет постоянно был на запястье.

Кавендиш посмотрел на экран – на подъездной дороге показалась машина, за рулем сидел смуглый крепыш с золотой цепью на шее, а на заднем сиденье – две девушки, они что-то обсуждали, судя по бурной жестикуляции, и смеялись. Машина проехала открывшиеся ворота, остановилась перед входом в дом.

– Умный мальчик, – довольно кивнул Элайя. – Не хочешь зря рисковать, молодец. Значит, я не зря с тобой возился столько лет. Но многое не успел, уж прости, жизнь – она не вечная. То, что я оставил для тебя, найдешь завтра в конверте в верхнем ящике стола, я тебе не отец и не мать, много денег не получишь.

– Как-нибудь сам заработаю, – вскинул голову Павел.

– Куда ты денешься. Но ты мне должен. Должен?

– Да, – парень недовольно поморщился. – Чтоб тебя, дядя Эл, опять эти подколы. Ты что-то темнишь; если что я могу сделать – сделаю. Может, ты думаешь, что чужой для меня человек, но я так не считаю. Ты – моя семья.

– Плохо, это очень плохо, мой мальчик. Долг куда прочнее родственных связей, дети предают своих родителей и наоборот, ты отлично сам это знаешь. Да? Так вот, пообещай дяде Элу, что позаботишься о Триш. Не о ее матери или моем сыне, они сами могут это сделать, и не о моих сестрах и племянниках, а о моей внучке. Только о ней.

– Тебе не надо даже об этом говорить. – Павел рассердился. Все эти разговоры о долге были неприятны, он и так эту семью считал своей. – Если ты придумал всю эту чушь со смертью, только чтобы меня проверить, тебе должно быть стыдно.

– Надо. Поклянись, что поможешь ей.

– Хорошо. – Парень вздохнул, всем своим видом показывая, что готов угодить выжившему из ума старику чем угодно. – Клянусь, дядя Эл. Чем помочь-то?

– Узнаешь, Паулу. Завтра узнаешь, все в этом конверте. А теперь иди, дай мне приятно провести последний день в моей жизни.

14 августа 334 года от Разделения, суббота

Параизу

Тело Марковица, похоже, так и не нашли. С утра Павел позвонил в редакцию, чтобы сказать, что связаться с ним не может. И что хочет получить материалы в понедельник.

– Сам его ищи, – ответил Тимми, который не работал как раз по воскресеньям и понедельникам, когда его подменяла Рэчел, – небось где-нибудь в барах последний гонорар просаживает, любитель вольной жизни и свободных отношений. Рассказать историю, как он снял какую-то малолетку, а жена его за задницу взяла прямо в их спальне?

Маг слышал эту историю много раз и от разных людей, как минимум в десяти вариациях, так что тут же согласился.

– Сволочь ты, – вздохнул секретарь. – Вот не отвязаться от тебя никак, прилип как пиявка. Ладно, заезжай в понедельник к обеду, что-нибудь придумаю. И не забудь, бездельник, на этой неделе с тебя еще минимум пять минут видео.

– Я-то не забуду, только и ты точно придумай, – предупредил Павел. В том, что Марковица ни в каком баре он не отыщет, он был уверен. – А то я тебя найду и заставлю эту историю несколько раз повторить, я с первого раза обычно плохо усваиваю.

В руках он вертел сережку с красным камушком, которую обнаружил на столике в прихожей, там, где уборщица складывала найденные на полу вещи, и не мог вспомнить, кому же точно она принадлежала. До Клэр была Мэгги, она провела здесь ночь с седьмого на восьмое, и Ирма – с десятого на одиннадцатое. Уборщица приходила раз в неделю, находки могли валяться на столике месяц, а то и больше. И Ирма, и Мэгги жили в Нижнем городе, с ними Павел связался. Обе от сережки отказались, причем обвинив во всем Веласкеса. Он определенно был очень виноват и перед ними, и перед той, которая потеряла украшение, только потому, что не запомнил, чье оно. С точки зрения Павла, чушь собачья.

Он набрал Клэр, но телефон не отвечал, скорее всего, девушка была в Верхнем городе. Можно было найти ее через коммутатор, но, во-первых, для тех, кому не повезло жить внизу, звонок был платный, и во-вторых, так и так ехать бы пришлось, скорее всего.

Для большей уверенности зашел на сайт больницы, проверил, не там ли она. Офтальмолог доктор Биркин принимала больных по субботам с утра и до трех часов второй трети, в малом корпусе, одна консультация длительностью двадцать минут стоила триста пятьдесят реалов. Аккурат как пара таких сережек.

На улице было облачно, в сентябре начинался сезон дождей, когда-то превращавший улицы городов в болота. Теперь дренаж кое-как выручал, но не всегда, и если в Нижнем городе все было не так уж печально, то на Свободных территориях и в прибрежных протекторатах заливало все вокруг. Реки