– Я волшебник и его ученик, – существо понятное более-менее. Он знает, как нужно относиться ко мне, потому что прожил среди себе подобных полжизни. У него было тяжёлое детство.

– Ха! Любое оправдание для него найдёшь!

– Он не нуждается в защитнике вроде меня, потому что сам себе жестокий судья.

– Надоело! – рявкнула девушка. – Даже сейчас, когда он сбежал, всё равно будто нависает над нами! А ты продолжаешь целовать его сапоги как… как…

Его взгляд был добрым, понимающим и очень тёплым. Она ненавидела этот взгляд, а когда мальчишка просто обнял её, орийка оцепенела.

– Я буду скучать по тебе.

– Мелкий ты…

– И по тебе тоже! – Он отпустил деву и протянул руки в сторону.

Из-за деревьев появилась огромная рысь, необычайно красивая и грациозная. Она одним прыжком оказалась рядом и ласково боднула юношу в лоб.

– Красивая, умная, моя прелесть, моё сокровище, – ласково щебетал Оби под громкое мурчание. – Как же я тебя люблю, диво ты моё дивное, Мурчалочка!

Он чесал рысь под подбородком и за ушами, отдавая и получая от зверя беззаветную любовь. Когда-то он сам выходил её, раненную, слабую, поставил на ноги и принял немало глубоких царапин.

Остаток пути до Сонного Лежбища они преодолели в молчании, только Мурчалка всё время порывалась усадить Оби на себя и прокатить, как это у них было заведено.

Тот берег укрывала галька, разбавленная крупным голышом, на котором виднелось много вмятин. Ещё недавно повсюду лежали круглые валуны, однако, пришла осень, и они пропали. Таков был жизненный цикл породы троллей, что звались скреллами. С весны по осень лежали они камнями и спали, но только-лишь приходила промозглая слякоть, – превращались в духов холодного ветра.

– Тут вы высадились, когда приплыли.

– Тут ты нас и встретил, – проворчала Улва, складывая руки на груди.

С моря налетел холодный ветер, заставив обоих поёжиться. Юный волшебник шмыгнул носом и положил руку на широкий лоб своей кошки.

– Я ухожу, девочка.

Уши с длинными кисточками встали торчком.

– Так надо, прости меня.

В глотке рыси родилось низкое гудение.

– Прошу тебя исполнить мою просьбу, милая, приглядывай за людьми, не ссорься с ними, и помогай. Ты очень добрая и ласковая, позаботься о них.

Улва фыркнула.

– И ты прощай, сестрёнка, люблю тебя.

Она вспыхнула словно фосфорная спичка, остолбенела, и могла только смотреть, как он вскакивает в седло, и голубой конь скачет к воде, а затем поднимается выше, ударяя копытами о воздух.

Гигантская рысь стала громко и жалобно мяукать, словно мать потерявшегося котёнка, и это вернуло Улву из оцепенения. Бросив несколько бранных слов на сканди, северянка метнулась обратно в Нюттхаус.

///

Ветер украл его слёзы, заодно попытавшись сорвать капюшон.

Торгаст возвысился над миром и поскакал на восток. Перед наездником открылись просторы на много дней пути вокруг: леса Дикоземья с юга, запада и севера; Седое море на северо-востоке, и береговая линия на юго-востоке.

Ладосар лежал сравнительно недалеко от границ Доминиона Человека, а самым близким человеческим государством был Ривен, – родина Майрона Синды. Однако же за все годы ни один корабль не подошёл к берегам острова.

Обадайя поднялся ещё выше, надеясь, что никто не заметит в небе лишнюю «чайку». Летел над волнами, не отдаляясь от суши, но всё же брал севернее, когда видел внизу поселения. В каждом городе и большом селе Ривена обязательно был маг, а в больших городах – и по несколько. Все они внимательно следили за небом, отмечали перелёты и телепортации. Если кто-то заметит одинокого летуна и попытается узнать, кто он таков, появятся проблемы.

По закону, чтобы практиковать магию в Ривене, нужно было иметь церковный патент. А получить его мог лишь тот, кто прошёл пятнадцатилетнее обучение в Академии и сдал выпускные экзамены. Без всего этого одинокий недоучка являлся, по сути, преступником, опасным отщепенцем, которого следовало передать Инвестигации. Посему углубляться в территорию Ривена было опасно, но и улетать от земли слишком далеко Обадайя тоже не мог.

Живая энергетика водной стихии, непрестанно колеблющаяся, накатывающая, бурная, умела «смывать» долгоиграющие заклинания. Волшебникам было очень трудно вести общение через морской простор, они не умели телепортироваться с континента на континент, и боялись летать над солёной водой даже в штиль. Неизвестно, когда плетения ослабнут, и летун устремится навстречу волнам.

Так и двигался он на восток, то приближаясь к земле, то забирая севернее. Остались позади берега графств Каребекланд и Фаэронхилл, Орнфолк; а ближе к концу дня юноша достиг города Тальдебон, что стоял в пределах виконтстрва Селия. Эти земли были самыми северными в Ривене, их хозяева, благородный дом Орли, славился древними морскими традициями.

О Тальдебоне рассказывал учитель, – из этого большого порта он когда-то поплыл на северные острова, где встретил Йофрид, отыскал Шангрунское книгохранилище и победил Ужас Оры. Впоследствии Майрон Синда не раз порывался вернуться на острова, чтобы ещё раз увидеть священную кладовую знаний, но так и не собрался. Он понимал, что ныне там, вероятно, хозяйничали маги Академии.

Обадайя не отказался бы посмотреть на порт изнутри, но соваться в предел городских стен, разумеется, не стал. Вместо этого он приземлился и оставил торгаста в небольшой каштановой рощице близ границы предместий.

– Ты ведь подождёшь меня, верно? – спросил волшебник, поглаживая скакуна по шее.

Присев на корточки, он достал из сумки три кошеля, в каждом было насыпано премного монет: медных, серебряных, золотых. Когда учитель решил отослать его, собрал в путь целое состояние. Он хотел, чтобы Обадайя не только добрался до Академии Ривена, но и жил потом ни в чём себе не отказывая. Сам-то Майрон в годы обучения был беднее церковной мыши.

Отобрав серебряных и медных монет различного достоинства, решив не прикасаться к золоту, Оби пересыпал деньги в поясной кошель и закрыл сумку. Вскоре он уже топал по дороге в лучах красного закатного солнца. Длинная тень струилась из-под ног, а в голове звучала незатейливая мелодия. Юноша слегка волновался, – он не был в Вестеррайхе с того дня, как переселился на остров.

Сначала по сторонам от дороги встречались только небольшие фермы, окружённые полями и загонами. Чем ближе к городу он подбирался, тем больше становилось домов, появлялись улочки и улицы. Немногие, обращавшие внимание на одинокого путника дивились тому, что шёл он один, пешком, да ещё и выглядел слишком чистым.

Принадлежа большому порту, предместья Тальдебона содержали множество интересного: Оби успел увидеть торжище, пока оно не закрылось, прошёлся мимо литейных цехов, где отливали пушки, затем видел мануфактуры, создававшие парусину и пеньку; плотницкие мастерские и судоверфи у самой воды; целые улицы и районы предместий принадлежали цехам красильщиков, производившим дорогую цветную ткань.