Они вернулись в лесистые холмы; снова сокольничий двигался впереди. Теперь они ехали медленно, и воин все время принимал меры предосторожности, к каким прибегают преследуемые: временами спешивался и веткой разметал след, отклонялся от прямого маршрута и использовал любые укрытия в пути.

Сокол периодически взмывал вверх и возвращался. И хотя сокольничий не переводил для нее сообщения птицы, Тирта догадывалась, что непосредственная опасность им не угрожает.

Ребенок у нее на руках лежал неподвижно. Временами она пыталась прорваться через барьер, окруживший его мозг, ей хотелось узнать больше, чтобы помочь. Очень вероятно, опасалась она, что его сознание навсегда потеряно, а за ним последует и воля к жизни. Тогда наступит смерть. Может быть, такой конец будет милосердием, но девушка знала, что станет изо всех сил сражаться за жизнь ребенка.

Еще до полудня они достигли места, которое сокольничий счел безопасным, и остановились. Воды поблизости не было, но жесткая трава удовлетворила пони и торгианца. Скалы скрывали от взглядов.

Их можно было найти только при тщательном поиске.

Тирта села, положив ребенка на колени. Маленькое тело, по-прежнему невидимое, было таким холодным, когда она впервые взяла его. Теперь оно теплое, слишком теплое. Она осторожно отвела тонкие смоченные потом волосы и коснулась горячего лба. Нашла маленький рот, слегка открытый, и смогла влить в него немного воды из фляжки. Послышался легкий звук глотания, первый обнадеживающий знак, и Тирта, приободрившись, принялась поить ребенка.

Но она продолжала при этом напряженно думать.

Разорвать такие сильные чары — нет, этого она не может. Но, с другой стороны, иллюзии имеют ограничения во времени. Она сжала зубы, чтобы сдержать гневные слова, которым научилась в своих странствиях.

Разбив лагерь, сокольничий подошел к ней, присел рядом и сдвинул шлем, как будто тот мешал ему видеть.

— Что с ним? — спросил он.

— Я думаю, иллюзия. — Тирта ни в чем не была уверена. — Его, должно быть, унесли и спрятали. Ты ведь видел следы преследования на поле. Всадники за кем-то охотились. Мать, обладавшая Даром. Если очень сильно испугалась, могла набросить чары на ребенка, спрятать его, даже позволить, чтобы ее саму схватили…

— Живущие в Карстене не знают колдовства, — заметил он. — А Древняя Раса…

—., давно проклята и изгнана, да. Но вполне возможно, что кто-нибудь уцелел в укрытии. К тому же мы можем выходить замуж за других и производить потомство. Кое-кто из наших вступал в брак с сулкарами, у которых вообще нет колдовства, их сила — только в знании моря. Есть также Саймон Трегарт, чужак. Он взял в жены ведьму из Совета Мудрых.

Ее за это осудили, объявили предательницей своей веры. Но у Саймона был некий Дар, а у нее он сохранился, хоть она и вышла замуж. Волшебницы уверяли, что Дар исчезнет. Она родила тройню — такое здесь никогда раньше не случалось. И все трое ее детей обладали Силой — и сейчас обладают. Говорят, они сейчас ведут войну в Эскоре и снова открыли эту землю для Древней Расы. Так что, возможно, кто-то из моих соплеменников родил этого ребенка.

То, что таится внутри, в случае большой необходимости может быть призвано. Но все же… — Она замолчала.

— Что все же? — настаивал он.

— Даже в Лормте такая тайна неизвестна. — Она энергично покачала головой. — Я сама из Древней Расы, но обладаю очень скромным Даром. Могу лечить, у меня бывают видения. И все. Как ты знаешь, я ощущаю сущность жизни и могу общаться с животными — в ограниченных пределах. Но все, что я знаю об иллюзиях, говорит, что для того, чтобы их вызвать, нужны определенные ритуалы, а их не исполнить быстро и в тревоге. Не понимаю, как преследуемая — мы ведь видели следы — могла это сделать.

— Но как иначе?..

Она думала об этом все утро, пыталась найти ответ на этот вопрос. Остается только предположение, которое ей самой кажется невероятным, хотя она давно поняла, что мир полон удивительными и необъяснимыми явлениями.

— Сам ребенок, — медленно сказала Тирта. — В Эсткарпе детей испытывают рано, иногда в возрасте пяти-шести лет. Даже в таком возрасте можно распознать Силу. Но здесь, в Карстене, этого нет. Предположим, родился ребенок — чистокровный Древний, а может, полукровка, — ребенок, обладающий полной Силой. Такой ребенок видел бы мир по-иному, не так, как мы, и рано научился бы скрывать свой Дар. Конечно, настоящего обучения он не получил бы, но опасность… страх… Они были очень велики, и сам страх мог открыть дорогу его дару. Ребенок смог осуществить то, что дается долгим обучением. Он был в ужасе, и инстинкт подействовал как орудие спасения, защиты, сделал ненужным сложный ритуал, которым Мудрые ограждают собственные чувства.

Сокольничий кивнул:

— Звучит разумно. Я мало что знаю о колдовстве.

Но страх бывает так силен, что физические силы человека становятся невероятными. Я видел такое. Воля, внутренняя сущность человека, когда она напряжена, поможет сделать то, что другим кажется невозможным. Имея дар, о котором ты говоришь, испытывая сильный страх… да, это возможно. Но если это так, чем мы можем помочь? Что если он настолько ушел в себя, что мы не сможем его вернуть?

— Не знаю. — Тирта осмотрелась. Если бы она была уверена в безопасности этого места… Может быть, то же средство, которое вызвало у нее видение… Но она не может проникнуть в сознание ребенка. Это превышает ее способности. — Я так мало знаю! — воскликнула она. Раздражение победило гнев, который она испытывала с тех пор, как увидела, что натворили эти звери. Голос ее стал хриплым и жестким. — Лечение мыслью рискованно.

— Я думаю… — Он потер когтем, как пальцем, худую щеку. — Пернатый брат смог увидеть то, что мы не видим. Может, он проникнет туда, куда нам нет доступа?

— Сокол! — Тирта изумленно смотрела на сокольничего — Птица…

Он нахмурился.

— Пернатые братья не просто птицы. Они знают многое, чего не знаем мы. Их чувства гораздо острее и яснее наших. Вспомни, он увидел ребенка, иллюзия его не коснулась. Если его не ослепила внешняя иллюзия, может, то же самое относится и к внутренней.

Попытка не повредит.

Такая мысль не приходила ей в голову. Под его пристальным взглядом Тирта задумалась. Она не видела, чем могла бы повредить такая попытка. И возможно, она даст ключ, которым удастся открыть неподдающуюся дверь. Невольно крепче сжав ребенка, девушка медленно ответила:

— Я не вижу в этом вреда.

На губах его появился призрак улыбки.

— Но не видишь и добра? Посмотрим.

Его коготь блеснул на солнце, сокольничий сделал им жест. Сокол поднялся в воздух, перелетел на скалу над Тиртой и ее ношей.

Тирта ощутила поток энергии, исходящий от птицы. Она не поверила бы раньше, что такое маленькое тело — и при этом у птицы, не обладающей, по ее мнению, разумом, — может призвать такую Силу. Удивленная, она смотрела на сокола, но тут уловила другой поток энергии, объединившийся с первым. Как сокольничий обращался к своему спутнику за силой и помощью, так сейчас сокол обратился к сокольничему, черпал его силу.