Он вернулся в кабинет, включил компьютер и принялся щёлкать пальцами по клавиатуре. В поиске он вбил всего одно слово.

«Север».

В дальнейшем старик расширил ключевые маркеры, допуская любые вариации. Спустя семь минут жужжания древний ноутбук выдал ему список из семнадцати файлов. Немного. Вал рассчитывал на большее. Среди общей массы документов он отмёл в сторону публикации НИИЧАЗа десятигодичной давности. Даже сам институт признавал их ошибочными. Не стал читать и мелкие выдержки из проекта покойного Зеппельта, занимавшийся исследованием реки Припяти пять лет назад. Половина его работы оказалась неумелой копипастой погибшего при странных обстоятельствах академика Попова, чей труп так и не нашли. Основной упор он направил на изучение пространного творения одного немца, который пахал на небезызвестную корпорацию «Tesla Corpotation». Немчура не побоялся бешеной оппозиции со стороны маститых «специалистов» из ЦИАА, и выдвинул смелую гипотезу о происхождении природы Выбросов или Вспышек. Суть её такова.

Чернобыльская Зона является гигантской аномалией, которая подвержена циклическим метаморфозам разного рода. Что-то вроде Лощины Чёрного бамбука, Бермудского треугольника или затонувшей Атлантиды. Эта область динамична, она развивается. И иногда информационное поле планеты, сопровождаемые катастрофами, природными катаклизмами, войнами, политической нестабильностью и магнитными колебаниями Солнца, не выдерживает растущего давления. Кольцевой ток, постоянно находящийся в радиационном поле земли, передает свой чудовищный импульс магнитосфере Земли. В результате возникают суббуря — волновые возмущения магнитной энергии, выраженное ускорением энергетических частиц, в своём роде, разрядка. Эта энергия проникает на поверхность Земли через ионосферу на северном и южных полюсах, и внимание! в Зону Отчуждения. Что потом происходит, мы знаем — Выброс. Герр Ракицки написал, что можно предсказать следующее Супервозмущение. Умник выделил минимум пять областей с различными отклонениями от нормы в разнице магнитных потенциалов. Четыре из них известны всем бродягам. Саркофаг, «Дуга», Янтарное озеро, и призрачный город. Пятая область предположительно находилась за рекой, севернее Припяти. Ракицки отмечал высокий радиационный фон и отсутствие внятного радиосигнала спутников над тем местом.

Конечно, его гипотеза строилась на косвенных показателях с зондов и беспилотников, а также на длительном наблюдении за атмосферными фронтами. Чтобы доказать теорию, требовалась хорошо оснащённая вылазка за реку, затянутую кислотным смогом. А это громадные траты, риск и посягательство на квалификацию олухов с учёными степенями. Неудивительно, что немецкому «лженаучнику» быстренько заткнули рот, обвинив в профнепригодности и отсутствии знаний о ЧЗО, в то время как у них собрана богатейшая база и т. д. Никто не любит выскочек, да ещё из иностранных контрагентов. Но Вал заинтересовался «дипломным проектом» зазнайки с польскими корнями. Немецкая педантичность и тщательный поиск правды в загаженном радионуклидами месте вызывали больше доверия, нежели закостенелые яйцелобые, что заботились только о своём желудке. Привыкли, что за них всю черновую работу выполняли младшие научные сотрудники и военсталы. После ликвидации лаборатории на Янтарном озере, считай, форпоста в аду, работа НИИ свелась к аналитике и фантастическим домыслам.

Прочитав двадцатистраничный опус Ракицки, Вал пробежался глазами по другим источникам. К сожалению, труд немца был самым ёмким и продуктивным. Остальные фигурировали двумя-четырьмя упоминаниями о неприступных землях. Одного источника хватило, чтобы решить для себя важную дилемму. Бумаги Фаната не врали. Черновик убитого Семенова дополнял гипотезу, и придавал ей пикантные нотки в виде большого куша. В ближайшем будущем разразится очередной катаклизм. В недрах северной Зоны появится некая порода, в которой нуждается один миллиардер.

Похоже, в одиночку с наследием Фаната он не справится.

Бармен взял в руки мобильный телефон, покрутил его в руках. От результата звонка зависело его окончательное решение по участию в рейде на Север. Скрипя зубами, он набрал номер представительства одной корпорации, от чьей деятельности он когда-то пострадал.

Глава 9. Пит

Пси-шторм бушевал несколько часов, прежде чем всё успокоилось. За это время многие успели вздремнуть, прямо на полу, среди битого стекла и перевёрнутой мебели. Питюшин — не исключение. Очнулся он, когда восстановили электричество, и яркий свет плафона ударил прямо в глаза.

— Володя, вставай, — парня вовсю тормошил испанец Мануэль. — У нас погром, проверь, не разбилось ли чего опасного.

Питюшин пошевелился, под упавшим на него металлическим стулом. Сбросив его с себя, он почесал саднившее бедро, сладостно зевая.

— А где Кречет? Комар? Малыш?

— Улица. — развёл руками испанец. — Безопасность делают.

— Ясно, — буркнул Вова и поднялся на ноги. Мануэль оказался прав. Гладкий пол устилали битое стекло, тетради, раскуроченная аппаратура, канцелярские принадлежности. Весёлая ночка выдалась! И, похоже, бессонная. Пока порядок наведут, уберут последствия спать никто не ляжет. Ему стоило действительно заняться реактивами, подсчитать потери, и провести влажную дезинфекцию. Как химик это не любил! Однако не один он такой. Заспанный Анджей потирал уставшие веки, сидя за столом. Мануэль возился с кофеваркой. Питюшин ничего лучшего не придумал, как распечатать банку энергетика. Один фиг, заснуть сегодня больше не выйдет. Кто будет бардак устранять? Выпив половину шипящей дряни, Пит вдруг вспомнил о вчерашнем инциденте и о раненом сталкере, который на глазах потерял сознания от сильного удара.

— А что с типом? — поинтересовался ненавязчиво у Ману.

— Спит. Как говорят русские, без задних ног.

— Кто он? — химику стало интересно, что за человека они спасли.

— Не знаю. Наверное, один из старателей. В рюкзаке нашли флакон с водой и оборудование. И документы.

Вова махнул рукой.

— Ясно, — только и сказал он коллеге после всего случившегося. «Ясно». Это слово здорово прилипло к языку. Слишком часто его повторял. Прямо самому тошно. Пора избавляться от него, а то как школьница недалёкая.

Мануэль вдруг замолчал и почему-то обиженно засопел. У всех испанцев или итальянцев есть такая мания — много говорить и дуться порой по самым надуманным мелочам.

Питюшин на обиду испанца не обратил никакого внимания. Некогда. Он допил энергетик и швырнул на пол банку. После чего принялся по списку проверять реактивы, вооружившись респиратором и перчатками. Ему повезло, что общая масса компонентов содержалась в прочных пластмассовых ёмкостях, отдельно друг от друга, и не пострадала. Будь они в стекле, то всё живое в радиусе двадцати метров умерло в течение часа от летучих соединений цианида и ртутных паров. Да и «тяжёлая вода» токсична. Не говоря уже о «сверхтяжёлой» воде, которую он хранил в свинцовых запаянных колбах.

Проверка и уборка помещения заняла у него больше шестидесяти минут. Оценив общий урон лаборатории, как незначительный, Владимир выбросил в урну отработанные перчатки, вымыл руки с мылом, вытер вспотевший лоб. Он подустал, хотел спать. От перенапряжения здорово ныла натруженная спина. Попробуй потаскай тяжёлые ящики за день. Но сейчас его интересовали не химические компоненты, а сам шторм. Шторм, последствия которого им предстояло разгребать всю ночь и весь следующий день. Вон, испанец с отвёрткой в руках склонился над ноутбуком, чинил.