промышленных центрах страны, таких как Санкт-Петербург или Москва. За один год в столицу приехало — кто в качестве сезонного рабочего, а кто и с желанием остаться тут — несколько десятков тысяч человек. Точную численность переселенцев ввиду неразвитости средств учета, наверное, не взялся бы назвать никто, однако по грубым прикидкам, за прошедшие пятнадцать месяцев население столицы выросло процентов на десять с пятисот до пятисот пятидесяти тысяч человек. Более того по прогнозам местных специалистов из статистического ведомства МВД, данный скачек был только первой ласточкой и, по их мнению, к 1840 году Санкт-Петербург может достигнуть численности населения в миллион человек. Городская среда к такому скачку была явно не готова, перенаселение мгновенно отразилось на зарплатах неквалифицированных работников в городе — они упали — и на стоимости жизни — она выросла.

С другой стороны, наплыв дешевой рабочей силы резко подстегнул рост города: по окраинам как грибы после дождя начали вырастать из земли новые фабрики, а вокруг них жилые кварталы, лавки, магазины, трактиры, пекарни, цирюльни и прочие заведения обслуживающего характера. Пока все это имело вид совсем неприглядный и в полной мере подпадало под определение «трущобы», однако было понятно, что пройдет несколько лет, «пятно» города поползёт дальше, а старые кварталы потихоньку начнут приходить в божеский вид. Как это, в общем-то, было со всеми городами во все времена. И вот этим людям уже в полной мере понадобятся мосты через Неву, которые к тому времени как раз встанут в строй.

Общая стоимость программы должна была составить около десяти миллионов рублей, что, как ни крути, было огромной суммой. И это еще при том, что к 1830 году наши заводы уже освоили сложное чугунное литье мостовых конструкций и их не нужно было покупать в Англии как это приходилось делать ранее. Только этот момент позволил сэкономить около миллиона рублей на трех мостах.

После короткой речи мы встали плотной группой и дружно сфотографировались. Это тоже потихоньку переставало быть чем-то совсем экзотическим, и начало входить в повседневную жизнь если не всех людей, то высшего общества — точно. Сами фотографии были, конечно, все еще весьма паршивого качества, как на взгляд человека из будущего, однако для местных просто сама возможность перенести оттиск реальности на бумагу все еще виделось восхитительной. Ну а кто хотел большей четкости изображения, заказывал себе портреты у художников. Если были, конечно, на это деньги.

Благо на этот раз не заставили копать для постановочных фото. Учитывая, что набережная была забрана в камень, попытки ее ковырять лопатой выглядели бы максимально странно. Ну или если бы я взял кирку и начал долбить камни мостовой… Тоже сомнительное представление.

Что касается самого моста, то я, как человек ничего в деле архитектуры и инженерии не смыслящий тут всецело положился на опытных, проверенных специалистов. Единственная просьба с моей стороны заключалась в том, чтобы сделать мост красивым и необычным. В качества возможного варианта я даже накидал примерный вид Тауэрского моста через Темзу, до постройки которого оставалось еще несколько десятков лет.

В итоге, забегая немного наперед, первый — Благовещенский мост — получился достаточно стандартным. Учитывая сложную гидрографию и высокую скорость течения Невы, архитекторы решили не рисковать и построили обычный мост на восьми опорах с одним поднимающимся пролетом у левого берега реки. Это было одно из главных требований, изрядно усложняющее техзадание: мосты должны были быть разводными, поскольку река, кроме всего прочего, была еще и важной транспортной артерией, по которой ежедневно сновало сотни разнокалиберных посудин.

А вот второй мост — Дворцовый — который начал строиться в 1834 году уже обликом своим изрядно походил на несуществующий пока прототип. Две башни посреди реки, подъемный пролет между ними, цепные — ванты из тросов нужной крепости мы пока произвести оказались не способны — поддержки по бокам.

Англичане же, не зная, что я собирался стырить один из главных символов их столицы, тем не менее продолжали гадить. В общем, пребывали в своем естественном состоянии. Несмотря на то, что у них полным ходом к войне шла ситуация с заваливаемым опиумом Китаем, в Южной Африке конфликт с бурами потихоньку подходил к своему апогею, на Гаити произошло очередное черное восстание с резней белых переселенцев, закончившееся бойней и оттоком населения в джунгли центра острова, с Францией шли терки из-за захвата той Алжира и начала продвижения вглубь Африканского континента с севера, они еще и с нами решили прободаться из-за золота Клондайка.

На самом деле, изначально было очевидно, что так просто нам добычу столь высоколиквидного ресурса как желтый металл без боя не отдадут. Тем не менее я надеялся на их разумность и договороспособность. Как выяснилось — зря, без увесистого щелчка по носу островитяне отказаться от притязаний на лакомый кусок оказались не способны.

Тут нужно немного отвлечься и охарактеризовать обстановку, сложившуюся к началу 1830-х на Тихоокеанском побережье Америки. К этому времени РАК, а, по сути, империя уже успела достаточно крепко утвердиться на тех берегах. Только белого православного населения за пятнадцать лет с момента начала активной переселенческой программы туда было отправлено под двадцать тысяч человек. С учетом окрещенных и принятых в подданство индейцев, испаноязычных мигрантов и конечно родившихся уже на месте людей, лояльное Петербургу население в тех краях уверенно подходило к шестизначному числу. Для сравнения Охотск, остававшийся единственным крупным поселением на «нашем» берегу Тихого океана и являвшийся своеобразной столицей тех мест, едва-едва, — с окружающими селами и большой натяжной — насчитывал десять тысяч человек, а все наше население Дальнего Востока насчитывало тысяч пятьдесят православных душ.

Плюсом к этому я активно отправлял боевые корабли Балтийского и Черноморского флотов на Дальний восток, считая, что в Европе воевать нам все равно не с кем. К шведам или датчанам придем по суше пешком, если понадобится, а против англичан все равно не потянем. Впрочем, против последних у нас потихоньку строились паровые корабли, в ограниченном пространстве Балтики чувствовавшие себя гораздо увереннее парусников.

Тоже самое было и на Черном море. Войны 1828−9 годов тут не случилось, и турки не успели облажаться по полной, демонстрируя полную небоеспособность своего флота. Но сама небоеспособность-то — привет от брига Меркурий, который сейчас бороздил просторы Тихого океана — никуда от этого не делась, и я рассчитывал при случае отмахаться от осман ссаными тряпками.

Кстати капитан-лейтенант Казарский, не совершивший в этой истории своего великого подвига, — что при этом не отменяло его героической и способной к самопожертвованию натуры — был мною