– Она в какой-нибудь кастрюле?

– В холодильнике. Пошли.

На кухне все кипело и шкворчало. Тетя Нюра металась от плиты к разделочному столу, от мойки к холодильникам. Красные щеки, фартук развевается, как парус в бурю, мелькают голые по локоть руки.

– Мешать пришли? – она сдула со лба мокрый локон. – Или по делу?

– Где они? – строго спросил Алешка.

Тетя Нюра не удивилась, не растерялась, только кивнула куда-то в угол:

– Да вон! Заправляются.

В углу на маленьком столике стояли две наполненные тарелки и две кружки. Рядом – две табуретки. А больше там ничего, вернее, никого не было.

– Вот огольцы! Привидения! Только что тут вертелись. И уже растворились.

– Они вам ничего не оставляли?

– А чего они оставят? Грязь на полу да крошки на столе.

– А куда они могли пойти? Где их искать?

– Ха! Где ветер в поле! Даже не доели, сорванцы.

Тетя Нюра бранилась, но чувствовалось, что не от всего сердца. Что она даже гордится своими сорванцами. Но то, что брошь они ей не отдавали, было ясно.

Алешка с тоской оглядел кухню. Замок-то был старинный, а кухня – модерновая. Всякие грили, микроволновки, целая стена из холодильников, электрические плиты, посудомойка… Наверное, проще найти в Лондоне крокодила, чем здесь маленькую брошь. Да и вряд ли она здесь пряталась.

– Пошли, Эль, – Алешка вздохнул. – Здесь ее нет. Но я этих призраков достану!

– Ничего не понимаю, – призналась Эля.

– Да я сам только что понял. Этих Эдиков – две штуки. И никакие они не призраки, а просто близнецы. Вот и шкодят, пользуясь своим сходством. Это дети тетки Нюры.

– А как ты догадался?

– Тут любой дурак догадается, – очень доходчиво объяснил Алешка. – Даже я.

– Да ладно, не обижайся, я погорячилась.

Они шли длинной галереей, заставленной рыцарскими латами. Алешка по привычке постукивал их костяшками пальцев в грудь. Рыцари звонко отзывались, как пустые ведра. А вот Черный рыцарь смолчал. Вернее, что-то буркнул.

Алешка остановился. Ведь не первый раз уже такое случалось.

– Элька, ты вспомни, как на тебя Эдька налетел. Только подробно.

– Да я толком ничего не поняла. Я бежала, кто-то вылетел из-за угла, я на него налетела и упала. Он схватил коробочку и удрал.

– Все? Подумай хорошенько.

– Все. А! Еще мне показалось, что что-то звякнуло. Коротко так.

– Вот так? – Алешка приподнял забрало у шлема Черного рыцаря и опустил его.

Оно коротко звякнуло.

– Точно, Леш! Точно, точно.

– Помоги мне. – Алешка обхватил рыцаря и стал его разворачивать. – Тут у него по бокам застежки должны быть.

– Леш, не надо, а? – Эля даже отошла на шаг. – Вдруг там какая-нибудь мумия.

– Откуда? – возмутился Алешка.

– Ну мало ли… Забыли этого рыцаря вытащить, он там и засох с голоду. Ведь там что-то есть.

Алешка ее не слушал. Он, сопя и поругиваясь, оттягивал защелки. Прищемил палец, пошипел немного, а потом сказал:

– Помогай, один не удержу.

И они приподняли грудь рыцаря – переднюю часть панциря и опустили ее на пол. Рыцарь чуть не развалился от такого нахальства. Но устоял.

Алешка сунулся в его пыльное нутро.

– Держи, – он протянул назад руку с коробочкой. – Открой ее, проверь.

– Лешка! Ты гений! Я в тебя влюбилась!

– Подожди влюбляться, – пропыхтел Алешка, вытаскивая из рыцаря что-то еще.

Это была довольно объемистая черная сумка.

– Вот он почему помалкивал, – сказал Алешка, – когда я к нему обращался. Кто-то что-то здесь спрятал.

Сумка стояла на полу. Ребята присели на корточки. Алешка жикнул молнией. Широко раскрыл сумку.

– Ерунда какая-то, – проворчал он. – Записка какая-то. Инструменты. – Лешка стал их перебирать.

Что-то вроде мощных ножниц, какой-то небольшой красный баллончик, какая-то фиговинка, похожая на длинный птичий нос. Странный приборчик с экранчиком, с кнопочками. Блок батареек.

Как ты думаешь, что за инструменты находились в этой сумке?

Алешка зачем-то сунул записку в карман, закрыл сумку и вернул ее на место.

– Давай рыцаря опять оденем. И не вздумай болтать. Даже мамуле.

– Ладно. А это что?

– Ты же видела: инструменты.

– А кто их спрятал?

– Ты еще спроси: зачем?

– Зачем?

Алешка не ответил, стал двигать Черного рыцаря на место.

– Леш, спорим, ты не знаешь, зачем?

Алешка усмехнулся.

– Спорим, знаю.

– Ну зачем?

– Затем!

Алешка умеет объяснять лаконично и емко. Но и Эля в долгу не осталась. Она нагнулась, что-то подняла с пола и протянула Алешке. Это была кроссовка. С правой ноги.

– Твоя? – спросила Эля.

Алешка машинально взглянул на свои ноги.

– Мои все на месте.

– Значит, она с этого Эдьки соскочила. Когда мы столкнулись. Это улика, Леш?

– Еще бы! Ты ее береги. – И не понять было – всерьез он это сказал или в шутку.

Ребята сначала отловили мамулю. Эля ее успокоила и сказала ей, что брошь до нужного времени будет храниться в надежном месте. Мамуля спорить не стала. Она была хмурая и грустная. И, похоже, не очень-то своей брошке обрадовалась.

Потом ребята отловили Мишеля. Он сидел во главе стола, который уже был накрыт не многими драгоценностями, а обедом из многих блюд.

Алешка с порога поманил Мишеля пальчиком. Тот недовольно дожевал, проглотил, выдернул из-за воротника салфетку.

– А где папа? – спросил Алешка. – Вы почему его не кормите?

– Он сам не захотел, – оправдался Мишель. – Он уехал в Лондон, в Скотленд-Ярд. У него там дела. Еще вопросы? А то очень кушать хочется от всяких волнений.

Мишелю и без всяких волнений кушать хочется. У него аппетит разыгрывается и от неприятностей, и от радостных событий.

– Мишель Петрович, – попросила Эля, – вы не уберете в сейф эту штучку? – А так как Эля держала в одной руке коробочку, а в другой – кроссовку, то Мишель очень удивился.

– Я обувь в сейфе не держу – много ей чести. Тем более – непарную.

Алешка вмешался, внес ясность.

– Эта обувь парная. Она только временно разделилась. До предъявления обвинения. А в сейф надо единственную мамулину ценность спрятать.