четкого ответа на вопрос, когда можно было считать подозреваемого «доведшимся» до пытки. А значит, здесь губной староста и его товарищи должны были принимать решение самостоятельно. В Москве довольно быстро отреагировали («не по множе времене») на присланные материалы разбойного дела и вынесли свой приговор («повеление царево»): Иван Матренин был повешен, а остальные приговорены к пожизненному тюремному заключению.

В житие также сообщается, что имущество виновных («дворы их и статки и животы их с пашнями…») было продано и составило 50 рублей, отданных в Разбойный приказ: «повеле (царь — А. В.) цену сел их привести в Разбойную избу иже бе цена их и доныне тамо вселяется…» Здесь есть противоречие. Согласно губным грамотам и наказам губным старостам, наказав виновных, как правило, необходимо было конфисковать их имущество и продать, а в счет этих денег выплатить сумму ущерба, нанесенного истцу. Оставшиеся после компенсации деньги поступали в казну. Согласно житию, все конфискованное имущество после продажи оказалось в собственности государства. Однако было бы странно, если бы монастырь не получил компенсации крупных убытков (более 40 рублей), которые он понес от разбойников. Разрешить это противоречие однозначно нельзя, и нам придется ограничиться гипотезой. Первоначальная сумма, отправленная губными старостами в Москву, была больше 50 рублей. Через некоторое время после того, как ее получили в Разбойном приказе, туда прибыли представители монастыря, забравшие компенсацию, а в казне остались те самые 50 рублей, упоминающиеся в тексте источника.

Любопытно, что первое упоминание о Разбойном приказе (под синонимичным именем Разбойной избы) относится к 1552 г., а житие Адриана Пошехонского отсылает нас к еще более ранней дате, к 1550 году. Впрочем, и здесь есть свои за и против. С одной стороны, нельзя забывать, что первая часть жития была составлена в самом начале 70-х гг. XVI в., поэтому автор вполне мог называть это учреждение современным для него термином. С другой стороны, да, приказ достоверно существовал уже в 1552 г., но это только лишь первое упоминание о нем, то есть он вполне мог появиться гораздо раньше. Наконец, надо учитывать архаичность термина «изба», который ко второй половине XVI в. сменяется «приказом». Из всего этого с большой долей вероятности можно сделать вывод о существовании Разбойного приказа уже в 1550 г., а само упоминание в житии с некоторыми оговорками считать самым ранним.

Житие Адриана Пошехонского рисует перед нами неоднозначный портрет губных старост. С одной стороны, Семен и Иван честно исполняют свои обязанности, расследуя дело и приводя в действие приговор. С другой стороны, а она заметна не сразу, население явно опасается их, даже если личные качества не вызывают сомнений. Так, один из жителей села Иванники Сидор с соседями роковой ночью с 5 на 6 марта 1550 г., когда разбойники, бросив мертвого игумена, вернулись в Пошехонскую обитель, дабы продолжить грабеж, подобрали его тело и похоронили той же ночью без службы, так как «заблюлися выемки от губных старост». Разбойники предусмотрительно бросили тело на границе двух волостей, где и находились Иванники. Понятно, что этим злодеи хотели запутать следствие, ведь если бы они не успели сжечь тело поутру, тогда подозрение пало бы на жителей сел и деревень обеих волостей. Именно страх за себя и других неповинных людей заставил Сидора, его сына Ивана и их соседей замолчать более чем на 70 лет, пока, наконец, давно принявший постриг в монастыре старец Иона (в миру Иван Сидорович) не открыл всю правду своему духовному отцу игумену Лаврентию в предсмертной исповеди.

Откровенно непривлекательно выглядит фигура белосельского губного старосты Кирилла Васильевича Хвостова (губной стан переехал в Белое село в первой половине XVII в.), осуждавшего невинных и, несмотря на получение двойных откупов, продолжавшего притеснять обитель.

Наконец, если посмотреть на картину, которую нам рисует автор жития, как на целостное полотно, то мы увидим перед собой многие черты тогдашней преступности. Банда белосельцев, конечно, была собрана к случаю попом Косарем, своеобразным предводителем и организатором этого дела, и составляла не менее 20 человек. Именно столько, по нашему мнению, потребовалось бы на то, чтобы за одну неполную ночь произвести такое разбойное нападение. Лишь большая группа преступников могла позволить себе работать по разным направлениям: одни грабили, другие караулили выходы, третьи отвозили тело убитого игумена, четвертые вязали насельников обители и бросали их в подпол, пятые вламывались в церковь, а потом все они вместе увозили свою добычу в Белое село.

Очевидно, что многие из них были искушенными в разбойном ремесле. На это указывает и некоторый профессионализм в действиях при разбойном нападении, и ряд психологических моментов. Все тот же Иван Матренин, рассказавший под пыткой о своем богатом преступном опыте, не обнаружив в ларце драгоценностей, испугался и вспомнил о своеобразной «корпоративной» этике: пришел виниться перед Косарем за то, что «дерзнух неподобная украдох у своея братии». Вопрос о том, что необходимо было делать с неожиданно появившимся «злым» поличным, решался на сходке тех же участников нападения («тем же братиею рассмотрих поп Косарь…» или «и реча се им…»). Услышавший эту дискуссию церковный служебник Баба про себя засмеялся и иронически заметил: «Безумен поп невесть, где девати, восхоте разбой творити такожде и душ человеческих побивати, устроих себя от неправды, богатство собирати и красти у сосед своих орудие…» Здесь хорошо видно, что предметом для насмешки стал непрофессионализм преступников и в частности попа Косаря, который, решив встать на путь разбоя, не знал, как спрятать поличное.

Здесь мы наблюдаем двойственную ситуацию: с одной стороны, преступники-белосельцы — это простые жители со своими «животами, статками и пашнями», с другой — они неплохо организованы, стоят заодно, имеют своего главаря, отменно вооружены (одни «в доспесех с мечи», другие «в саадацех», а третьи «с копии и рогатины») и даже исповедуют что-то вроде собственной разбойничьей этики. Эти противоречия свидетельствуют, что разбойники-белосельцы представляют собой пример довольно средний, типичный для своей эпохи.

Завершая этот сюжет, необходимо определить, на-сколько же достоверно житие Адриана Пошехонского в качестве источника для реконструкции одного из дел Разбойного приказа. Следует учитывать, что житийные повести, как и ряд других источников, нельзя трактовать протокольно, как собрание точных фактов. И все же данный памятник, полный многочисленными яркими деталями, во многом является исключением. Сравнительная критика известий жития показала высокую достоверность изложенных в нем сведений и помогает выявить ряд фактов, о которых составитель говорит лишь намеком.

Первое описание банды разбойников

В январе 1596 года банда разбойников под предводительством Ивана Обоютина ограбила галичских купцов (современная Костромская область), ехавших по Переяславской дороге по направлению от Троице-Сергиева монастыря. Вскоре после нападения 4 разбойников поймали,