— В какой больнице?

— В Георгиевской! Представляете, к своему святому покровителю попал! Он в реанимации, меня к нему не пускают. Вот пока решила его друзей обзвонить, телефон-то его я догадалась взять, отдам ему, как на терапию переведут.

— А как его состояние? Что врачи говорят?

— Так я ничего не могу ни у кого добиться…

— Не волнуйтесь, Надежда Петровна, я скоро подъеду.

Тут же Маргарита Андреевна набрала номер Василия и сказала, что не сможет сегодня приехать к племяннице, ей надо срочно быть в другой больнице, на другом конце города. И поскольку у Василия остались Анечкины ключи, просит его подъехать за ее вещами самому.

Спустя два часа Маргарита Андреевна входила в вестибюль больницы Святого Георгия, где, прислонясь к стене, сидела на жестком топчане измученная сестра Георга. По ее посеревшему лицу было видно, что ей самой нужна медицинская помощь, однако на уговоры Маргариты Андреевны уехать домой решительно замотала седыми космами. И лишь в середине дня, когда стало известно, что положение больного стабильно тяжелое, что еще сутки-другие он останется в реанимации, обе женщины решились покинуть лечебное учреждение.

Позже, когда Георга перевели в общую палату, его стали навещать не только сестра и Маргарита Андреевна, но и товарищи из группы. Он рассказывал им, как лежал голым в реанимации, как ему проводили экстренную операцию на кровеносных сосудах, как терял сознание и вновь врачи возвращали его к жизни. При этом подшучивал над собой и вообще выглядел молодцом. А палата Георга, которую он делил с соседом, утопала в цветах, будто гримерная артиста.

Для молодежи его страдания казались экзотическим приключением сродни путешествию по африканской саванне, лишь Лидия Валерьевна, имеющая на руках больного мужа, понимала больше того, что Георг рассказывал. Она убеждала его не слишком резво вскакивать с кровати, чтобы избежать осложнений. Он послушно лежал, вытянувшись под одеялом. Лежал до тех пор, пока в палате не появлялась Маргарита. Тогда посетители торопливо прощались и уходили. В такие минуты покидал палату и сосед, обычно слушающий радио в наушниках или листающий потрепанный журнал. А Георг вдруг становился серьезным. Если перед посторонними он хорохорился, то Маргариту Андреевну уже считал своей и был самим собой:

— Марго, отвернись на минутку. Я оденусь.

Вскоре он уже сидел в майке и широких спортивных брюках за квадратным столиком с зеленым, как неспелый крыжовник, пластиковым покрытием, потирая пальцами въевшиеся в столешницу следы от кружек предшественников. Маргарита Андреевна возилась с кипятильником, готовя чай.

— Ты подложи под кружку что-нибудь, а то и так весь стол испоганен. Возьми с тумбочки детектив Волгиной, я его уже пролистал.

— У меня рука не поднимется так с книжкой обращаться. Тебе не нравится, так отдай другим больным.

— А чему тут нравиться? Чушь собачья. Марго, а ты посмотрела мои «Морские истории»? Я тебе как раз накануне пожара отдал.

— Гера, тебе нельзя сейчас волноваться, поговорим о твоей рукописи позже.

Маргарита Андреевна опустила кипятильник в кружку с водой и поставила ее на потрепанный журнал. Включила нагреватель в сеть.

— Так порядок? — улыбнулась она, заметив, что глаза Георга споткнулись о гламурную девицу на обложке.

Он виновато посмотрел и перевел взгляд в вырез шелковистой сиреневой блузы самой Маргариты. Ее грудь не уступала по богатству изображенной на обложке, что грелась сейчас донышком кружки. Неужели он никогда не сможет за нее подержаться? Не сможет приласкать женщину и дать ей наслаждение? Будет ли ему дан еще один шанс, шанс последней любви? Георг чуть придвинул свой стул к Маргарите и, склоняя голову, потянулся губами к манящему телу.

Маргарита Андреевна замерла, не шевелясь, но сердце ее бешено забилось, когда нежную чувствительную кожу обожгло легкое касание его губ.

— Ой, закипело, — она вскочила и выдернула кипятильник из розетки. Затем, разлив воду по стаканам, опустила в них пакетики с чаем и снова села, предварительно отодвинув стул от Георга.

Он заметил ее маневр и улыбнулся:

— Боишься, что я с катушек долой. Считаешь, раз инфарктник, то рисковать не стоит?

— Гера, тебе нельзя волноваться…

— Знаешь, мне жаль, что я потерял столько времени. Ни разу не пригласил тебя в театр. Ты пойдешь со мной в театр, когда я выпишусь из больницы?

— Возьми бутерброд с сыром. Или кекс. Тебе можно сладкое, диабета нет?

— Хотя, если честно, я театр как-то не очень… два часа держать рот на завязке, не иметь права откомментировать представление — как-то не по-человечески. Иное дело музей или выставка: увидел картину и сразу обменялся впечатлениями со спутником. Решено: мы с тобой на кладбище отправимся!

— Причем здесь кладбище? — возмутилась Маргарита. — Ты брось эти разговоры!

Как причем?! Вспомни, как мы с тобой чудненько на Литераторских мостках барражировали. Можно поехать на Волковское кладбище! Вначале подготовимся, почитаем о писательских захоронениях, а потом выдвинемся на позиции.

Отличная идея! Можно всей группой экскурсию провести.

— Лучше ты и я — вдвоем.

Георг встал и подошел к окну, будто высматривая погоду перед обговоренной уже поездкой. Маргарита Андреевна приблизилась к нему, встала рядом, взяв под руку и прислонив голову к его плечу.

— Хорошо, поедем вдвоем, и я покажу тебе могилу дальнего родственника, одного известного, но подзабытого сейчас писателя.

— И кто это? Может, и я его читал?

— Читал! Я уверена, но фамилию назову, когда там окажемся.

Георг хотя и заинтересовался, но настаивать на раскрытии тайны не стал, а сказал смиренно:

— А моя позабытая родня вся лежит в Гатчине, на местном кладбище.

— В Гатчине? Не может быть!

— А что тут удивительного? Моя бабушка оттуда родом, и прабабушка. Ну а я — питерский, коренной.

— Выходит, мы земляки. Я тоже в Гатчине родилась, а позже мы с мамой в Ленинград переехали. Но у меня там родственники и сейчас живут. Правда, места там замечательные?! Хвойный лес, река, воздух чистейший!

— Трудно не согласиться, хотя я там бывал считаные разы, только на кладбище и ездил к бабушке, — подхватил Георг. — Так что еще один вариант культурного отдыха намечается. Съездим на гатчинское кладбище, но туда лучше летом ехать, как-то веселее.

— Веселье на кладбищах относительное, — Маргарита Андреевна высвободила руку и назидательно добавила: — На семейные могилы вообще-то принято с семьей ездить. Свози туда лучше Надежду.

— Надюшке уже тяжело полдня в машине трястись.

За разговором оба не заметили, как дверь открылась и в палату вошла легкая на помине Надежда:

— Это кто тут за Надюшку вес решает? Куда, Герочка, ты хочешь меня отвезти?