Поскольку в сейфах разных учреждений стали появляться деньги, активизировались и питерские шнифера, потрошители шкафов и сейфов. Команда Григория Краузе и Петра Севастьянова только с июля по октябрь 1923 года вскрыла несгораемые шкафы в десяти государственных учреждениях, похитив в общей сложности 168 425 рублей.{ Сбытчиком краденого у этой компании, кстати, был некто Юдель Левин – беда прямо с этими Левиными, ей-богу.} В эту компанию входил знаменитый Георгий Александров, по кличке Жоржик. Когда в ноябре 1924 года всю шайку арестовала милиция, Александров начал косить под душевнобольного и сумел сбежать из психиатрической больницы. На свободе Жоржик продолжал с маниакальным упорством взламывать сейфы трестов и кооперативов до мая 1925-го, когда его с двумя помощниками все-таки удалось задержать. Параллельно с шайкой Краузе – Севастьянова – Александрова теми же, в принципе, проблемами занималась команда Морозова (по кличке Кобел) и Галле (у этого помимо «дополнительных» фамилий Дубровский, Бабичев, Галкин была еще достаточно оригинальная кличка – Альфонс Доде). Эта дружная семья шниферов базировалась вокруг пивной «Кострома» на Крюковом канале, хозяйкой которой была Наталия Бахвалова – женщина, безусловно, приятная во всех отношениях, а вдобавок еще и надежная скупщица краденого. Кроме того, в эту же воровскую вязку входили известный гастролер из Москвы Ермаков (он же Изразцов, Притков и Тимофеев), Петров (по кличке Кирбалка), Тихонов (Васька Козел), Грицко (Шурка Матрос). Запасной штаб-квартирой этой милейшей компании заведовал старый вор и скупщик краденого Кургузов, откликавшийся на прозвище Кузьмич. Кстати говоря, квартира этого Кузьмича, находившаяся недалеко от «Костромы» на Крюковом канале, была в то время одним из самых крупных пунктов сбыта краденого в Питере. Однако развернуться по-настоящему и эта организация не успела – всю шайку ликвидировали весной 1925 года.

Тем временем в Питере подрастала новая, «талантливая и перспективная», молодежь. Нечто вроде организации юных уголовников попытался создать на Васильевском острове некий Алексей Кустов по кличке Кукла – так его прозвали за чрезвычайно миловидную внешность. Алексей был таким хрупким и изящным, что, как правило, его принимали за подростка не старше 12 лет, хотя Алешке было уже около 16. Кукла происходил из семьи с крепкими уголовными корнями – его отца расстреляли за грабеж еще в 1919 году. Два его брата были опытными рецидивистами, сестренка тоже профессионально занималась воровством. Когда Кустов оказался на улице, он не растерялся, а принялся строить из детей-беспризорников настоящую законспирированную шайку со строжайшей дисциплиной и четким разделением труда. Одни его подчиненные крали из домов, другие – из магазинов, третьи шарили по карманам. Для поддержания дисциплины в организации Кукла всегда держал при себе здоровенного туповатого амбала по кличке Комендант, который, не задумываясь, избивал нарушителя по Алешкиному сигналу. Позже Кукла подрастет и станет достаточно известным и авторитетным взрослым вором. Похожая организация существовала и на Петроградской стороне, в трущобах беспризорников в районе Гатчинской улицы, и на Лиговке. Имена юных лидеров Петроградки затерялись, а лиговской шпаной верховодили такие яркие представители нового поколения, как Володька Зубоскал, Сашка Букса, Ванька Кундра и Витька Бобик.

Что же касается действительно серьезных взрослых банд, то к середине 1920-х годов их осталось совсем немного в Ленинграде – по крайней мере по сравнению с первыми лихими послереволюционными годами. Причин этому несколько: и ужесточение политики карающих органов, приведшее к физическому уничтожению цвета питерского бандитизма, и эмиграция тех, кто успел скопить хоть какой-то капиталец, и общая переориентация преступного мира на менее насильственные преступления. Одними из последних могикан классического питерского огнестрельного бандитизма стали братья Лопухины – Борис, Павел и Николай, начавшие свою карьеру летом 1924 года. Борис и Николай Лопухины в течение почти всего 1925 года грабили винные магазины, артельщиков и инкассаторов. В конце 1925 года они были схвачены, но 6 февраля 1926 года Павел Лопухин напал на конвой, сопровождавший братьев в тюрьму, и отбил их, убив старшего конвоира. Пару дней братья метались по городу, отстреливаясь от погонь, но вскоре все трое были вновь схвачены. По приговору суда Бориса и Николая расстреляли, а Павел получил 10 лет…

Правоохранительные органы всё усиливали нажим на криминогенные районы. В августе 1926 года начался разгром лиговской шпаны, получивший название «чубаровского дела». Тогда были задержаны, а позднее расстреляны несколько лиговских хулиганов, изнасиловавших девушку в саду между Лиговкой и Предтечинской.

…А несколько месяцев спустя, в ноябре, сотрудники ленинградского угро, при поддержке вооруженных курсантов военных училищ, разгромили на Лиговке трактир «Бристоль» – тогдашнюю штаб-квартиру уголовного, всех мастей, элемента. (Территориально – квартал нынешней станции метро.) С высоты прожитых лет, возможно, и невелико событие, кабы не одно «но» – мифология гласит, что силовой спецоперации предшествовало мероприятие «оперативное внедрение». Которое даже в современных учебниках по ОРД признается «вершиной оперативно-розыскной деятельности».

Мало того: в бандитскую малину тогда был внедрен не просто молодой, без году неделя, сотрудник, так еще и был он, извините за мой французский, бабой: Мария Евдокимова, работавшая легенду «хипесница», умудрилась втереться в доверие к хозяину заведения и на протяжении некоторого времени профессионально подсвечивала внутреннюю и внешнюю политику лиговского уголовного контингента. И когда собранные бесстрашной девушкой сведения превратили изначально куцее КНД «Бристоль» в полновесное ОПД{ Здесь КНД – контрольно-наблюдательное дело, ОПД – оперативно-поисковое дело.}, была дана громогласная команда: «Фас!..» К слову, задерживали лиговскую братву жестко, в итоге – прямо на месте завалили не менее пяти человек, включая крутого авторитета Пашу Кторова, по прозвищу Цыган.

…История умалчивает, какую награду получила за эту блестящую операцию Маша Евдокимова – может, боевой орден, а может, и отрез ситчика на платье. А вот простой народ не забыл свою героиню. По крайней мере существует версия, что именно после «бристольских событий», взяв за основу ныне позабытую «жиганскую» песню про Любку-голубку, народные таланты слегка подкорректировали «канонический» сюжет, выведя в тексте светлый образ хорошо известной ныне Мурки. Она же – Маруся (не Евдокимова, но Климова). Вот какие сотрудники были в «раньшее время»! В том смысле, что о нынешних операх если и слагают песни, то – не народ, а исключительно специально обученные «игори матвиенко»…

…Лиговка еще пыталась как-то огрызаться, создав в начале 1927 года «Союз советских хулиганов» под предводительством некоего Дубинина – бандита старой закалки. «Союз» угрожал убийствами и поджогами в отместку за приговор чубаровцам, в эту организацию входило несколько десятков блатарей; но дисциплина у них была слабой, тягаться с окрепшей милицией они уже не могли. Довольно быстро «Союз советских хулиганов» был разгромлен, и его члены ушли в лагеря…

В 1930-е годы, если верить городским газетам того времени, по части криминала в Ленинграде царили тишь, гладь да божья благодать. Между тем уголовная преступность в то время была ничуть не меньше, чем в годы НЭПа. Более того, по некоторым позициям наблюдался даже рост преступлений, что явно шло вразрез с линией партии, обещавшей искоренение уголовщины в самом ближайшем времени (в течение одной-двух, максимум трех пятилеток). Так, если в 1923 году в городе на 100 тысяч человек было зарегистрировано 13,8 случая убийств, то в 1933 году этот показатель составлял цифру 14,5. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что в отличие от бандитского лихолетья начала 1920-х, десятилетие спустя до 70 % убийств в Ленинграде совершались исключительно на бытовой почве.