Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я никогда не видел тебя такой спокойной и довольной. Ты в самом деле счастлива?
Тамара кивнула. Она действительно никогда и нигде не чувствовала себя так безмятежно, как на пляже Колва.
— Нет, здесь что-то большее, — задумчиво протянул Этан.
Он был прав. В Мельбурне, после смерти Ричарда, Тамара тоже осталась одна, но тогда все обстояло иначе. Ее затянул водоворот похорон и бесчисленных поездок к адвокатам. Она захлебывалась в потоке бумаг, да еще пришлось разбираться с красоткой Соней, подружкой Ричарда.
А здесь она могла быть самой собой.
Она улыбнулась:
— Ты, наверное, считаешь, что хорошо меня изучил, да?
— Я смело могу утверждать, что здесь ты чувствуешь себя комфортно.
— Это из-за места. — Она показала на бесконечные пески, мерцающее море, небо в пурпурных полосах, усыпанное бриллиантами звезд.
— Я очень рад за тебя, Там. Очень рад.
Она понимала, что Этан говорит искренне, и за это полюбила его еще больше. Тамара призналась себе, что тосковала по нему.
И вот он здесь, со своей лихой пиратской улыбкой, в шортах цвета хаки и белой футболке, подчеркивающей загар. Этан Брукс был великолепен. Молодая женщина надеялась, что, приехав сюда, он выразит готовность заняться изучением той искры, которая то и дело мелькала между ними.
— Ты так смотришь… — произнес он.
Испугавшись, что покраснеет, она вздернула брови:
— Я?
Этан наклонился и поцеловал ее:
— Ага. И сияние твоих прекрасных глаз говорит, что у меня есть шанс.
— Только если тебе повезет.
Взглянув на обиженное лицо Этана, Тамара засмеялась, выскользнула из его рук, подобрала длинную юбку и кинулась бежать по песку. Он бросился за ней.
Она никогда не чувствовала себя такой беспечной, такой непосредственной и искренней. И если Колва оказал такое волшебное влияние на Тамара, что этот пляж сделает с мужчиной, который ухватил ее и уронил на песок возле самой хижины?
— Эй, не смей отрабатывать на мне свои приемчики, — предупредила женщина.
Она опиралась на его грудь. Их тела разделяли всего две тонкие ткани: шифон и хлопок. Озорная улыбка замерла у нее на губах, потому что у Этана вдруг потемнели глаза.
— Я пошутила.
Тамара испытала разочарование, когда он поднялся и потянул ее за собой:
— Учти, мое самолюбие легко ранить, так что будь со мной поласковее.
Молодую женщину не обманула мелькнувшая на губах Этана улыбка. Уж очень она была печальной.
— Буду иметь в виду. — Тамара показала на хижину. — Может, ты станешь менее чувствительным, если закинешь в свою бездонную бочку побольше еды?
Этан сразу оживился. Она рассмеялась и открыла дверь:
— Кухня — слева. Ужин нужно только разогреть. Я быстренько приму душ, и мы поедим.
— Правильно. Увидимся через десять минут.
— Через пять, — возразила Тамара. — Я тоже проголодалась.
Этан схватил ее руку, поднес к губам и запечатлел на ладони горячий, обжигающий поцелуй:
— Я правда очень рад, что приехал.
— И я, — пробормотала женщина. Поцелуй жег руку. Она сжала пальцы и медленно, не сводя с него глаз, направилась в ванную. Закрыв за собой дверь, она всем телом привалилась к ней. Сердце прыгало в груди, гормоны вели себя просто неприлично.
Привлеченный запахом рыбы, лука и имбиря, Этан вошел в крошечную кухню. Если учесть, что он несколько дней не мог ничего есть, то сейчас чувствовал себя настоящим хищником. И не только по отношению к еде. Как только он увидел Там, его охватило желание, да такое мощное, что Этан уже не понимал, как он отпустил ее в Дели.
Когда она, сияя, бросилась к нему, все его сомнения смыло, словно вечерним отливом.
Этан не считал себя романтическим парнем — женщины, которым нравилось появляться на людях с миллиардером, не оставляли места для романтики. Но если бы он все же был склонен к ней, то признал бы, что их сегодняшняя встреча являла собой превосходную картину, достойную того, чтобы в будущем поведать о ней детям и внукам.
Стоп!
Этан замер. Как получилось, что он подумал о детях?
Наверное, это голод повлиял на него. Направившись к холодильнику, он извлек из него блюдо с рыбой, заправленной карри, миску с приготовленным на пару рисом и салат райта из свежих помидоров, огурцов и лука, залитых несладким йогуртом.
Этан поставил рыбу разогреваться. Он удивился при мысли о том, что ни разу за весь день не вспомнил о своей драгоценной «Амброзии».
Занимаясь ресторанным бизнесом, он с удовлетворением наблюдал, как его детище постепенно занимает ведущие позиции, однако никогда не забывал, из каких низов поднялся.
Этан помнил, как крутился возле задних дверей «Ma Пти» в надежде обнаружить что-нибудь съестное, как попал под крыло великого Арно Фурье и прошел обучение в его ресторане. Как работал по восемьдесят часов в неделю и каждый цент откладывал на свой первый ресторан, а потом и на ресторанную сеть. Он еще помнил парнишку с грязью под ногтями, выискивавшего на свалке заплесневелые булочки. Помнил постоянное чувство голода.
Почему бы не рассказать Там правду?
Они говорили о ее семье, ее карьере, но Этан старательно избегал любых вопросов о себе. Он боялся испортить свой имидж в ее глазах.
Почему? Чего он стыдится? Боится, что она будет смотреть на него свысока?
Да, черт возьми! Чем меньше говорить о своем постыдном прошлом, тем лучше. Он будет последним дураком, если даст ей хоть малейший повод усомниться в нем.
— Очень недурно пахнет.
Тамара вошла в кухоньку. Теперь на ней было платье без рукавов, красное, в мелкий белый горошек. Мокрые волосы она забрала в хвостик. Кожа ее светилась. Этан поспешил поставить на скамью блюдо с рисом, пока оно не выпало из ставших неловкими пальцев.
Таково воздействие на него этой женщины: он сразу становился неумелым, ничего не понимающим от одной только ее улыбки, от одного взгляда изумрудных глаз из-под полуопущенных длинных черных ресниц.
— А теперь кто «так» смотрит? — весело поинтересовалась она. Тамара подняла крышку кастрюли и помахала рукой, чтобы уловить аромат блюда. — Подожди, ты еще не пробовал рыбу под мойли. Это нечто сказочное.
Благодарный ей за то, что она дала ему возможность прийти в себя, Этан торопливо сел за стол.
— А чем мойли отличается от карри?
— Другие специи, другой способ приготовления.
Она взяла кувшин с ласси манго, освежающим напитком, которым в Индии запивают острые блюда и который Этан полюбил, стаканы и поставила все на стол.