«Слепое горе делает нас злыми.

И я был слеп… но слава Небесам,

Что вовремя прозрел и ныне

Желаю только счастья вам».

А это, друг мой, написал Перси Биши Шелли.

Когда они встали из-за стола, Люк заметил маленького мальчика, стоявшего в дверях ресторана и таращившего на него свои круглые, как блюдца, глазенки. Люк подал Карадоку его трость, подождав, пока тот немного разомнет свои ноги, и когда снова посмотрел в сторону малыша, то увидел, как тот медленно вынул руку из кармана и, разжав пальцы, продемонстрировал прекрасную голубую бабочку, покорно сидящую на его ладони. Расправив крылья, она вся затрепетала, словно наслаждаясь прикосновением теплых солнечных лучей, направленных прямо на нее. При виде этой картины Люк улыбнулся. Однако эта улыбка только испугала мальчугана, который, похоже, хоть и надеялся на внимание, однако, получив его, очень сильно удивился. Люк попытался заговорить с ним, но ребенок шмыгнул за угол, в тенистое место, освободив проход для Розы, которая появилась с подносом, уставленным горячими блюдами.

В этом мальчике было что-то необычное. Он производил впечатление несчастного и страдающего от одиночества существа. Люк поймал себя на мысли, что, возвращаясь в замок, он всю дорогу думал о маленьком незнакомце.

— Ну и что же вам удалось узнать, профессор? — спросила Ма, отложив в сторону вышивку и посмотрев на него поверх очков. — А может, к вам лучше обращаться Шерлок Холмс?

Профессор сел за стол, который уже был сервирован к ужину. Терраса казалась пустынной, здесь никого не было, кроме поросенка Порчи, который семенил по каменистому полу, подыскивая себе какое-нибудь прохладное место для отдыха.

— Ничего, что могло бы меня удивить.

— Как неинтересно, — сказала Ма. — Я бы предпочла сюрпризы.

Карадок ухмыльнулся, как школьник.

— Только и всего, что пара убийств, запретная любовь да привидение.

— Уже не так скучно. Продолжайте.

Профессор рассказал ей, что им удалось разузнать. Ма слушала, не скрывая восторга, но когда он закончил, она слегка фыркнула.

— Не думаю, что следует рассказывать об этом Ромине. Она все никак не может успокоиться, узнав, что кто-то спит в ее экзотической постройке. Она обвиняет Билла, но он отрицает свою причастность к этому. И если она будет думать, что там наверху поселилось привидение, то просто скончается на месте.

Карадок усмехнулся.

— Что ж, подобная мысль вызывает у меня дискомфорт, я ведь только начал чувствовать себя здесь как дома.

— Я тоже, — согласилась Ма, заерзав в шезлонге, ее переливающийся оттенками голубого восточный халат с поясом ниспадал, как вода, на каменный пол. — Но не забывай, Ромина ведь итальянка, и, хотя она утверждает, что не придает ни малейшего значения примитивным суеверным выдумкам своего народа, это у нее в крови. Кстати, она сказала мне, что на следующей неделе состоится знаменитое празднество в честь дня святого Бенедикта. Это что-то вроде религиозного ритуала, который проводится в церкви. Мраморная статуя Христа когда-то, согласно легенде, мироточила кровавыми слезами, якобы предвещая обильный урожай. Но этого не происходит вот уже пятьдесят семь лет, хотя, похоже, это никак не отражается на богатом урожае оливок и лимонов. Они расцветают буйным цветом, насколько мне известно. Я собираюсь туда, просто чтобы посмотреть, что там к чему. Может, вы захотите пойти со мной, Карадок, так, просто ради любопытства?

— Сочту за честь, — сказал он. — Я возьму молодого Люка в качестве переводчика.

— И больше никому не проговоритесь об этом. Я просто не вынесу вида этой смехотворной Диззиной собаки. Она выглядит как пуховка для нанесения пудры, и что это за имя — Смидж? Гораздо больше этой псине подошла бы кличка «леденец» или «крысокролик». А вот хозяйке вполне соответствует ее имя. Я расскажу ей, куда девать все эти углеводы, о которых она то и дело болтает. Если она станет еще худее, то скоро просто превратится в скелет. — Она сделала паузу, какое-то время размышляя. — Да, это было бы очень смешно. Я вообще не могу понять, что такого Ромина нашла в этой странной парочке. Их разговоры напоминают пустую болтовню пассажиров первого класса в зале аэропорта, бессмысленный треп, заслуживающий лишь медали за банальность. Нет, решено, мы отправимся туда только втроем. Но смотрите, никому об этом не проболтайтесь.

— Итак, кто из вас посмел взять вещи Франческо из комнаты Козимы? — Альба сурово взглянула в глаза трем маленьким ребятишкам. Перед ней стоял семилетний Алессандро с каштановыми, как шоколад, волосами и шелковистой кожей такого же оттенка, пятилетняя Оливия, унаследовавшая красоту своей матери, и трехлетняя Доменика, такая же смуглянка, как ее брат, и шаловливая, словно белка. Подняв свои широко раскрытые глаза, они совершенно невинно глядели на бабушку.

— Вот видишь, — произнесла Роза. — Они ни в чем не виноваты.

— Тогда кто же это сделал?

— Откуда мне знать? Козима, возможно, сама это сделала, но не может вспомнить.

— Вы ведь знаете, что вам не разрешается входить в комнату Козимы, не правда ли? — снова напомнила им Альба. Дети закивали головками, а затем стремглав выбежали наружу.

— Тебе придется выбрать между мной и Козимой, — серьезным тоном произнесла Роза.

— О чем ты говоришь?

— Я не могу больше жить с ней под одной крышей. Она напоминает привидение, принявшее облик человека. Честно говоря, смотреть, как она, полуживая, бродит вокруг, очень неприятно.

— Не смей говорить подобные вещи!

— Да ладно, мама! Неужели ты хочешь, чтобы твои внуки росли в атмосфере постоянного напряжения?

Шагнув к окну, Альба внимательно посмотрела на сад. Она ощутила сладкий аромат эвкалипта и жасмина, который принес легкий бриз, и увидела солнце, покоящееся на морских волнах.

— Когда я впервые приехала сюда, я была ненамного старше тебя, — задумчиво произнесла она. — Твоя прабабушка Иммаколята очень напоминала Козиму — она тоже носила траурный наряд и была похожа на черную ворону, шаркающую по земле, а ее лицо выражало вечное страдание. Она потеряла свою дочь — мою мать, и одного из сыновей. Ее словно носило между адом и раем, совсем как твою кузину. А еще у нее было два уголка для молебна, освещенных свечами, и она каждый день обращалась к Богу. Атмосфера в доме была давящей и совсем невеселой. Однако она не была одинока. У нее оставался ее сын Фалько со своей женой Беатой и их сыном Тото, а также правнучка Козима. — Повернувшись к дочери, она взяла ее за руки. — Дело в том, дорогая, что Козима очень нуждается в нас. Мы ее семья. Мы та сила, которой ей так недостает. И если каждый день — это борьба, то мы должны сделать все возможное, чтобы ее выиграть. Настанет день, и Козима захочет жить дальше. А может, даже снова полюбит. Она еще не старая, и ей не поздно рожать детей. Ведь так, как сейчас, не может продолжаться вечно. Но ты должна набраться терпения. Только представь на минутку себя на ее месте. — Роза потупила взгляд. — А если бы тебя постигла подобная утрата?