Он взял ее за руку и повел в узкий низкий туннель.

— Это здесь ты копаешь один? — спросила она.

— Нет, не один. Мне помогают. Через несколько дней сюда придет другая команда, мы движемся навстречу друг другу. Поэтому…

— Поэтому ты должен первым получить это, да?

— Ты думаешь, во мне силен дух соревнования?

— Я это знаю. Во мне тоже. Как и во всех остальных. Ты хочешь первым найти захоронение. Поэтому ты отказался от отпуска и от летнего образовательного семестра, хотя там хорошо платят. Значит, дело в том, что ты нашел потерянную гробницу? — спросила она. Ее голос эхом отражался от стен туннеля. Они оказались в другом мире, в его мире. Куда не доходят звуки с поверхности и где воздух сухой и холодный.

— Береги голову, — предупредил Джек, не отвечая на ее вопрос. — Чтобы не стукнуться о бревна на своде.

— По-моему, фонарь мне не нужен. — Оливия заметила вдоль одной стороны туннеля натянутый провод. Примерно через каждые двадцать шагов висели голые лампочки.

— Пока работает генератор, здесь светло.

Оливия почувствовала страх. Тонкий провод с голыми лампами оставался единственной связью с поверхностью. С клаустрофобией она боролась всю жизнь. И когда казалось, что победа уже в руках, это чувство снова возвращалось. Если кто и помогал ей забыть об опасности, то это Джек. Она крепче сжала его руку.

Оливия споткнулась о большую насыпь из мелкого, словно пудра, песка. Джек посмотрел на потолок, и в сантиметре от его головы посыпалась земля.

— Это насыпалось через стропила, — заметил Джек. — Я просил вывезти отсюда землю. Мы почти дошли.

Оливия вздрогнула. Впереди туннель расширялся, совсем немного.

— Это здесь? — спросила она.

— Нет еще. Иди, иди. Нам нужно провести крепежные работы, укрепить стены и потолки. Только потом мы сможем пойти дальше. Но я хотел прямо сейчас показать тебе, что нашел. Думаю, это произведет впечатление.

Еще несколько минут, еще несколько шагов по густой пыли. Джек взял у нее фонарь, направил луч на частично откопанный кусок мрамора.

Оливия задохнулась. Это была красивая, четко вырезанная надпись, покрытая патиной медового цвета.

— О-о-х, — выдохнула Оливия.

— Надгробная стела.

— Да, да. Думаю, это так. — Оливия подошла ближе, не в силах сдержать волнение в голосе…

— Проклятие! Только за последний час насыпалось столько песка и камней. — Джек стирал с мрамора пыль, чтобы частично открыть женскую фигуру и надпись под ней. — Можешь прочесть?

Оливия провела пальцами по греческим буквам. Она с жадностью расшифровывала слова. «В году 293, месяце…»

Она покачала головой. Остальные буквы были покрыты грязью. Оливия подняла руки, чтобы смести грязь, и задела камень. Он покатился вниз и ударился о столб, который вдруг зашатался. Мелкие камни и земля посыпались на их головы. Оливия задыхалась в пыли, набившейся ей в нос и рот.

— Садись. — Джек толкнул ее в сторону, где камнепад был меньше. А сам ударился головой о торчавшее на потолке бревно, выронил фонарь.

— Ты в порядке? — Джек упал на колени. Здесь, обхватив руками голову, сидела Оливия.

— Джек… Плохи наши дела? — Голос ее был тихий и дрожащий.

Камни падали на обоих, прыгали по головам, рукам и плечам…

Плохи их дела. Очень плохи…

— Мы выберемся отсюда. Мы всегда выбирались. Помнишь пещеры в Базилекотте? Никто не думал, что мы сможем. А мы выплыли на отливной волне. Мы и теперь выберемся.

Она смотрела на Джека. Он и в самом деле верит, что они выйдут отсюда? Или пытается успокоить ее? Она хотела верить ему, но…

— Здесь плавать трудно, — проговорила Оливия, борясь со слезами. Нельзя показывать Джеку, как она боится. Противостоять клаустрофобии и без того трудно, если воображаешь, что стены сближаются и вот-вот сожмут тебя. А сейчас это случилось наяву. Это вовсе не фобия. Ее худшие страхи стали реальностью. Стены надвигались на нее со всех сторон.

— Нам надо выбираться отсюда. — Оливия попыталась встать, опираясь на плечо Джека.

Затрещала балка, на которой держались лампы, и рухнула рядом с головой Оливии. Туннель погрузился в темноту. Это был конец. Живыми они отсюда не выйдут. Оливия стиснула зубы.

— Ты в порядке? — опять спросил он. Голос где-то совсем рядом.

Она с трудом сглотнула.

— Да.

— Есть идея. Если бы только я мог видеть, — с нотками бодрости заговорил Джек. — Не могу найти фонарь. — Беззвучно он обругал себя за неосторожность. И продолжал водить руками по камням вокруг них. Наконец из кучи песка и пыли появился луч света. Джек схватил фонарь. Сначала он посветил на Оливию. Покрытая грязью, побледневшая, она глядела на него. В глазах страх.

Он коснулся ее щеки.

— Мы выберемся отсюда, — сказал он.

— Ты всегда был оптимистом. — Ей даже удалось улыбнуться.

— Дорога ведет только к выходу. — Он направил луч на выход из туннеля и понял, что проблема усложняется. Конечно, он оптимист. Но и реалист тоже.

— Проклятье! — На щеках вздулись желваки. — Там рухнули еще два столба. Посмотри на эту кучу камней. Кто знает, держатся ли остальные балки?

— Так, — сказала она. — Какой у нас выбор?

Молодец Оливия! Несмотря на страх, думает ясно. Она рациональна и практична посреди хаоса. Если бы только у них был выбор…

— В этом конце туннеля слишком тесно, чтобы копать, — спокойно объяснил положение Джек. — Нам мешают стены. Им придется копать с того конца.

— Им? Кому — им? Все в городе, в лагере никого. До утра никто не вернется. Мы не можем…

— Не говори «не можем», — мрачно попросил он. — Если бы только я не отправил Ставроса домой! Он бы непременно заметил, что линия отключилась. Он бы догадался, что я внизу. И тогда они бы начали копать с другой стороны…

— Мы не продержимся до утра, Джек. Не хватит воздуха, уже душно.

Он посвятил фонариком ей в лицо. Она выглядела удивительно спокойной. У другой женщины началась бы истерика, она бы проклинала его, требовала, чтобы он что-нибудь сделал. Но Оливия не такая, как другие женщины. Что пользы притворяться или лгать ей?

— Вероятно, ты права, — согласился он. Тусклый луч фонаря погас. Туннель снова погрузился в темноту.

— Я хотел рассказать тебе, как я жалею об одном слове, — после долгого молчания заговорил Джек. Они оба размышляли о том, какие у них ничтожные шансы выбраться отсюда. — Когда я уходил, я назвал тебя зайчихой.

— Я и была зайчихой, когда старалась забеременеть.