Не узнаёте никого? — Саша кружкой помахал перед экраном.

— А это где? Здесь, до войны? — Серёга всмотрелся в экран. По фигурно выстриженным кустарником на заднем фоне не было понятно, где велась съёмка.

— He-а… В Москве. Скоро кортеж свадебный увидишь… О-о, Хасбулатов! — ткнул пальцем в лицо бывшего спикера, на несколько секунд укрупнённое оператором, — Тут ещё Кобзон где-то шлялся…

Костя теперь понял неуловимую узнаваемость многих лиц.

— А кого женят? — спросил он Лёху.

— Мы спрашивали, а он не говорил, — непонятно засмеялся тот, махнув рукой — потом…

Андрей потыкал в панель моноблока и, в ускоренном режиме погнал видеозапись.

— Вот, смотрите!

Экран вздрогнул и, на вставшей плёнке, пошла панорама Кутузовского проспекта, Костя узнал его по триумфальной арке. Съёмка чуть подрагивала, скорее, всего велась из машины.

Колонна белых «Хаммеров», сопровождаемая гаишниками — «мерсом» и «фордом» — по-хозяйски шла в третьей полосе. Первым пёр «Хаммер»-лимузин, в хвост ему пристроились одноклассники помельче — шесть, семь? Нет, Костя их сосчитать не успел, они слились в сплошную белую линию, не влезшую в кадр.

— По Москве полдня гонять будут, — Андрей снова врубил ускоренный режим просмотра. В калейдоскопе быстро меняющихся картинок пролетели: Поклонная гора, Воробьёвы горы, МГУ, метромосты, развязки-бабочки.

Дёрнувшись, картинка замерла на здании с крупной неоновой вывеской «LUXOR».

— Это кабак. Сейчас бухать здесь будут, — пояснил Андрей и картинки замелькали дальше.

— Ну вот, теперь для музыкального фона можно и оставить, — Андрей встал с корточек и пересел за стол. На экране, счастливо улыбаясь, семафорил руками Якубович. Перекрывая шум двигаемой посуды, из динамика лилась речь о здоровье молодых, будущих детях, родителях и прочую соответствующую случаю пургу. Катаев, взяв со стола кружку с водкой, всем корпусом развернулся к телевизору. Заметив его интерес, Саша ухмыльнувшись сказал:

— Мы тебе маякнём, когда интересное будет… Покато жрать, пить будут, да в дёсны хлопаться. Давай…

Кружки, сдвинувшись, глухо звякнули. В палатке, несмотря на алкогольные выхлопы, заметно посвежело. Наступавший вечер всё гуще затемнял картину за окошком.

— Пока не нажрались, давайте бабки подобьём, — улыбнулся Щепёткин, при его габаритах для «нажраться» необходимо ведро.

— Лёха, ты завтра с первым отделением, тусанёшь пацанов, — кивок на Рябинина, — на блок, ну на тот, перед отвороткой на Комсомольское, так?

Лёха с Сергеем переглянулись, Серёга поднял в знак согласия руку.

— Ждёте там жертву часов до 8.00-8.30. При удачном раскладе вяжете и к нам, так?

Рябинин, с улыбкой, поднял обе руки.

— Ты, Лёх, скинешь «духов» Андрею… Меня не будет, я сутра в штаб уйду… Потом ты в Джалку уезжаешь, так?

— Так, у меня РПМ до конца дня…

— Сань, если нам их попытать надо будет, — перебил его Рябинин, — местечко найдётся?

— У нас здесь «пытошная» есть своя… Не переживай.

— Нам же ещё к себе заскочить надо будет, отсветиться…

— A-а, да… Лёха, закинешь пацанов домой, а потом в Джалку… Вроде всё?

Круг-вопрос обошёл сидящих за столом. По палатке гуляла Орбакайте: «Крепче обнимай-май-май-май…».

Щепёткин, повернулся к телевизору всем корпусом:

— Вот сейчас рожи знакомые будут. После Кристины…

Разогревшаяся публика, в основном дети лет двенадцати-тринадцати, танцевала перед сценой. До Орбакайте, Костя, краем глаза видел «Отпетых мошенников» и «Блестящих». Заканчивая песню, певица, сошла со сцены, галантно подхваченная под локоток, коренастым субъектом, который повёл её к столам.

Музыка доигрывала, а Орбакайте впаривала молодожёнам про какое-то счастье. Вокруг неё, хлопая в ладоши, вертелись танцующие девочки, видимо дети почетных гостей, а, немного отойдя в сторону, сопровождавший её бычок посматривал в угол.

— Вот видишь его, — Лёха пихнул Костя, — его мы спрашивали, что за свадьба, кто невеста…

— Знакомый?

Улыбки, какие-то нехорошие, разошлись по лицам всех трёх «визирей».

— Ага, — Это он с другом каким-то, в том домишке засел… К связнику в гости зашли, а там мы «совершенно случайно» мимо проезжали. Они — в дом, мы — сдавайтесь, они — нет, мы — ну на нет и суда нет… Там они и остались, насовсем.

— А кассета?

— Кассет там много было, да поплавились все. Эта отдельно лежала.

Следующих на сцену Якубович пригласил Варум и Агутина. Действительно, концерт по заявкам.

Курильщики опять потянулись на улицу. Алексей неторопливыми движениями убирал со стола лишнюю посуду, освобождая место для чайной церемонии.

— Долгий концерт-то? — зевнув и, поёжившись, кивнул на моноблок Костя.

— Час-полтора ещё… Там, базары всякие, конкурсы, торги… Ничего нового, кроме лезгинки и понтов миллионных… Пойдём умоемся холодянкой, а то чего-то прибило. Смотрю и тебя тоже…

Катаева действительно клонило в сон, да и вставать завтра в пять утра. Когда Костя с Лёхой вернулись, курящие всё ещё сидели на скамейке перед входом.

— Сань, мы, наверное, с Костяном баиньки. Вы долго ещё? — задержался Лёха, придержав полог рукой.

— Мы посидим ещё… Ночь послушаем… Торопиться некуда… Рябина старый, ему много спать вредно… — легонько похлопал Сергея по плечу Щепёткин.

— Старый конь борозды не испортит, — проворчал тот.

Где-то вдали, еле слышно, стрекотнула очередь.

— Яволь… — Лёха задвинул полог палатки за собой.

Внутри он указал Катаеву на одну из коек у входа:

— Костян, сюда падай… Я сейчас… Переноску вниз стащу…

Костя подтянул к своему новому лежбищу автомат, броник и, присев, сковырнул кроссовки. На экране бесновался великолепный и довольный жизнью Филипп Бедросович. Алкогольное опьянение, освежившись на воздухе зачугунило голову. Стянув куртку, Костя, с кайфом мазохиста, растянулся на кровати. Лёха, подложив под спину подушечный куль, полулёжа таращился в телевизор.

— Сотый раз смотрю, а всё равно интересно… У меня, блядь, жена с ребёнком в общажной клетухе тусит, которую я за свои деньги снимаю… А тут…

— А служебное жильё?

— Где? В казарме, от солдат отгородившись? — глядя на опера, Лёха махнул рукой, — а в перерывах между командировками я вот в таких кабаках халтурю… Может этому вот, «жмуру», двери открывал… Проходите пожалуйста… Херня какая…

— Боевые вам нормально закрывают? — решил затронуть, краеугольную тему всех разговоров в радиусе 100 километров, Костя.