– Неплохо, неплохо, – всегдашняя улыбка вновь заиграла на лице шефа: – Видать, Сигизмунд не зря тебя хвалил. А что за история там была с каким-то выстрелом на экзамене?

Я отлично понимал, что Хосы, приятелю начальника «Щита» Вершанского, давно все известно, и шеф просто хочет услышать собственную, мою, авторскую, так сказать, версию. Ну что ж, хочешь – слушай…

После моего рассказа Руслан Кимович посерьезнел, пожал мне руку, жестом указал на стул, мол, присаживайся, сам занял свое обычное место:

– Что хочу сказать? Сергей Степанович… Молодец! В экстремальной ситуации максимально использовал то, чем лучше всего владеешь. Значит, не зря мы тебя отправляли на учебу, не зря вкладывали деньги… Ну, а теперь о деле…

Я внутренне собрался, прикидывая, о каком деле хочет повести речь руководитель «Залпа», а Руслан Кимович между тем продолжил:

– К нам поступил заказ от одного «богатенького» НИИ на группу телохранителей для опеки нескольких сотрудников, как они говорят, «второго звена». Что-то они там наизобретали на заказ, что-то такое, чем сильно заинтересовалась некая организация, то ли наша, то ли зарубежная… Может, конкуренты, промышленный шпионаж, или криминал какой… Не знаю. Но как я понял из слов руководителей НИИ, они работают в этом направлении, выясняют, кто их теребит, а от нас требуется обеспечить охрану, вернее, опеку клиентов… скажем, на ближайшие два месяца. Ты как, готов?

Я посмотрел в глаза шефа, потом кивнул. Хосы весь буквально разъехался в улыбке, глаза совсем исчезли, превратившись в узкие щелочки:

– Это хорошо, что готов. Вообще-то мы обычно только что прибывших из школы сразу к самостоятельной работе не допускаем, прикрепляем к уже работающему телохранителю, так сказать, на стажировку, но тут обстоятельства просто вынуждают нас пойти на риск и отправить тебя в свободное плавание. Нет у нас сейчас свободных людей, каждый человек на счету. Да и дело, между нами говоря, плевое. Твой клиент – старший научный сотрудник, где-то твой погодок, к тому же холостой, возни с ним не будет. Встретил, сопроводил на работу, проторчал с ним в этом их НИИ, вечером проводил домой. Машину выделяет институт, оклад твой пока – три тысячи долларов, договор у нас с ними, как я уже говорил, на два месяца. Ну, договорились?

Хосы встал, протянул руку:

– Желаю удачи, телохранитель.

Здание НИИЭАП, расположенное недалеко от Трубной площади, смотрело фасадом на Садовое, и за окнами кабинета директора шумел нескончаемый поток машин.

– Сергей Степанович, хочу вас предупредить, что Пашутин – человек со странностями. – директор института Феоктистов встал из-за стола, прошелся, протирая руки носовым платком: – Вы извините, я волнуюсь – за всю мою жизнь это первый случай, когда нам приходится прибегать к помощи телохранителей для защиты наших сотрудников.

Отставной полковник КГБ Урусов, возглавляющий Отдел Охраны НИИ, крупный, пожилой, слегка обвисший от кабинетной работы, покивал головой, добавил:

– Вообще, система охраны режимных институтов, сложившаяся за последние сорок лет, сбоев обычно не давала. Но сейчас… Бардак, мать его… Короче, кто-то, настойчиво пытается овладеть любой информацией по разрабатываемой институтом теме. При этом я вынужден признать, что мы пока бессильны что-либо сделать, и это просто чудо, что еще никто из работников НИИ не пошел на сотрудничество. Я не сомневаюсь в ваших людях, уважаемый Виктор Петрович, но человек слаб, времена сейчас тяжелые, а предложения нашего противника, да, да, именно противника, очень заманчивы.

Феоктистов вздохнул:

– Противник – это вы загнули, но насчет заманчивости… Сергей Степанович, чтобы вы знали – начальнику отдела теоретических разработок, доктору наук, было предложена купчая на трехэтажный дом с лифтом и бассейном в одной из стран Центральной Европы, пятьсот тысяч долларов ежегодного дохода и работа по профилю в ведущих институтах мира. Вот так, не больше, ни меньше.

Я пожал плечами:

– Так может быть, это просто блеф?

– Блеф?! – буквально взвился Урусов: – Мы, я имею ввиду своих бывших коллег, тщательно проверяем каждое сообщение. Все подтверждается, в рот его трах-тибидох! К сожалению, законы некоторых зарубежных стран, скажем, Швейцарии, строго охраняют тайну личности вкладчиков частных банков, иначе этот Некто, или – «Никто», как он представляется, давно бы был у нас в руках. Все – реальность. И дома, и деньги, и то, что мы до сих пор не можем даже засечь, откуда звонят сотрудникам института. Я, между прочим, подавал начальству, ну, в фирму-заказчик, рапорт о необходимости временно заморозить работу над проектом, потому что чувствую – захоти этот Никто перейти к решительным действиям, мои люди вряд ли смогут ему помешать. А вы говорите – блеф…

Директор института нетерпеливо забарабанил пальцами по полированной поверхности стола:

– Вернемся к Пашутину. Я уже сказал – он человек со странностями. Достаточно молод, талантлив, к науке вообще, и к своей работе в частности подходит исключительно творчески, в обычной жизни рассеян, несобран, что называется, чудак. Поэтому, Сергей Степанович, у меня к вам просьба – не давите на него без крайней нужды. Постарайтесь быть как можно незаметнее. Ну, не висите над ним, словно дамоклов меч: «Это – нельзя, то – не велено!» Пашутин работает над материальным воплощением одной из важных составляющих проекта, ему нельзя мешать – нас поджимают сроки. Я очень надеюсь, что все эти звонки, послания, предложения так и останутся лишь нематериальными проявлениями, и все в будущем сложиться нормально…

– Вашими бы устами… – проворчал Урусов, повернул свою крупную голову с гривой седеющих волос ко мне: – От себя хочу добавить: в случае малейшей активизации этого Никто – сразу ко мне. Вы – частное лицо, так сказать, наемник, варяг, к вам и вашим коллегам мы вынуждены были обратиться не от хорошей жизни, иттиё мать… Не обижайтесь, но в случае чего я подтяну профессионалов, то есть ребят со своей бывшей работы, пусть они заниматься своим прямым делом. Договорились? И еще… Виктор Петрович, простите… Воронцов, будьте с этим… м-м-м, чудаком на букву… Ну, построже, короче. Все, с Богом! Инструкции вы получили, и вот еще что: будьте, как говориться, бдительны, и не только на улице, но и здесь, в стенах института. У нас есть подозрение… Впрочем, неважно. Всего доброго, надеюсь, мы сработаемся.

Я кивнул, встал, попрощался, прошел через приемную в коридор, и отправился в лабораторию, где трудился Пашутин – работа началась.

Последние, недосказанные слова полковника Урусова зародили в его сердце тревогу – что имел в виду бывший «гэбэшник»? «У нас есть подозрение…» Какое подозрение? Что кто-то из сотрудников НИИЭАП тайно принял предложение и продал свою часть информации? Или подозрение, что кто-то в самом институте – «засланный казачок»? Или что люди «господина Никто» в случае чего могут предпринять попытку проникновения в здание института? Или все сразу?

Ответов на эти вопросы у меня, естественно, не было… Да и не хотел я, честно говоря, их получать, вот нисколечко не хотел!