Лакр, поколебавшись, все же спросил:

— Ты где его взял-то?

— У эльфов, конечно, — лениво отозвалась Белка, не прекращая почесывать скакуна кончиком ножа. — Кроме них, грамарцев никто не может держать в узде. Почитай, два века старались, чтобы получить именно эту породу. За основу взяли, разумеется, гаррканцев. Кое-что подправили, кое-что поменяли. Потом добавили одну забавную помесь, вот и вышло… гм… что вышло. Остроухие, как известно, такие выдумщики! Зато теперь эти кони эльфийскую кровь за версту чуют, только ее и признают, родимую. Шкурка у них мягкая, но и прочная, как твой доспех. Зубы твердые, гранит грызут, словно простую древесину. Коготки, опять же. Еще кое-что по мелочи. А умные… жуть. Некоторым до них еще расти и расти. Короче, чудесные кони. Славные. Прямо горжусь. Никакому чужаку в руки не дадутся и служить нипочем не будут. Нежить издалека унюхают, к ядам почти не чувствительны. А если хозяина выберут, то на всю жизнь. Живут они, к счастью, долго. Лет полтораста, не меньше, что в некоторых случаях очень даже неплохо. Да, Курш?

Грамарец согласно рыкнул.

— Правда? — скептически приподнял брови Лакр. — А при чем тут ты?

— Ну, как тебе сказать… Если коротко, то мне этого демоненка в подарок преподнесли. Мелкого еще, беззубого. Я на него глянул, он — на меня. Да так и вышло, что он со мной потом рос. А как силушку набрал, так я и к седлу его повел.

— Что значит — повел?!

— Кого-то под венец ведут, кого-то к седлу… Это ж на всю жизнь, рыжий. Понимаешь? Он ко мне больше ни одного коня не подпустит. Глотку вырвет, затопчет, на части разорвет — ревнивый. С другого конца света примчится, если узнает, что мне плохо, а уж если биться придется… кхе… Правда, этого мы совсем не планировали…

— Чего именно? — против воли заинтересовался ланниец.

— Да… — отмахнулась Белка. — Оказалось, у магии остроухих есть один побочный эффект. Какой-то умник что-то там намудрил с кровью, желая добиться преданности, вот и получилось, что теперь эти милые кони становятся слегка неадекватными, если кто-то ранит их хозяина. С ума сходят, если кровь его учуют. Любого, кто им на глаза в таком состоянии попадется, рвут на части и не успокаиваются до тех пор, пока не сожрут или не затопчут. А с учетом того, что ранить их трудно… Короче, лучше не трогать вовсе.

Ивер, не оборачиваясь, звучно сплюнул.

— И кто ж тебе такое чудо подарил? — не обратив внимания на справедливое негодование побратима, полюбопытствовал Лакр. — Родители, друзья… Может, Ходок?

— Да эльфы и подарили, чтоб им пусто было! «На, — говорят, — наш дорогой Белик, тебе нового друга! Расти и воспитывай, как в свое время…» А я — что?! Они принесли и свалили, прежде чем мы рот успели открыть! А он такой маленький, черненький, глазастенький… просто прелесть. Зато потом вырос здоровый, толстый и зубастый! Никакого сладу порой!

Курш возмущенно всхрапнул, топнув крепким копытом, отчего камень на мосту брызнул в разные стороны, а Белка, пощекотав его черные уши, тяжело вздохнула и о чем-то задумалась.

Какое-то время ехали молча. Длинный мост пустовал до самого горизонта: ни каравана, ни одинокого путника. Только шесть магистров да отчего-то пригорюнившийся сопляк, сетующий на то, что так некстати обзавелся могучим и сильным другом, способным защитить его от серьезных неприятностей. Что любопытно — сетовал он тоже искренне, а на бескрайнюю синюю гладь, раскинувшуюся в разные стороны, как щедро расстеленная скатерть, косился с такой неприязнью, будто надоела она ему хуже горькой редьки.

А ведь полюбоваться есть на что. Вокруг тихо, спокойно, ни ветерка, ни облачка в ослепительно-синем небе. Вода вдоль моста чистая, прозрачная до невозможности. Волны мерно плещутся о каменистую насыпь. Никакой суеты, вокруг на сотни верст — сплошная идиллия, будто не по мосту идешь, а плывешь по бескрайнему синему морю, дыша полной грудью, наслаждаясь тишиной и совсем не думая о том, что впереди тебя поджидает Проклятый лес.

— А вообще-то, — вырвал братьев из размышлений задумчивый голосок Белки, — на самом деле грамарцы не черного окраса: дурные эльфы считают, что он неблагородный. Неутонченный, видите ли, для этих ушастых эстетов. Им все белый подавай, серебристый, медный… гнедой, на худой конец… навыводили, понимаешь, этого безобразия целый табун и теперь сидят, любуются! А этот — один-единственный получился. Случайно. В смысле не совсем, потому что ту кровушку они ему добавили очень даже не случайно… вот и вымахал такой здоровый! И характерец точь-в-точь, как у… гм… одного дальнего родственника. Иногда даже путаю, кто из них кто, того и гляди Каррашем назову! В общем, подставили меня эти ушастые гады! Как есть подставили! Причем я даже знаю, кто именно, но к ним разве так просто подберешься?!

Она выразительно возвела глаза к небесам.

— Запомни, Курш: как только вернемся и отыщем этого белобрысого мерзавца, обязательно уши оборвем. Правда, к нему теперь без разрешения не подойдешь и не спросишь у наглой морды, за каким Торком он мне так подгадил, но ничего — мое время еще придет. Как-нибудь выловлю его в этом дурацком Золотом лесу, и вот тогда он мне за все ответит.

— Что ж ты так не любишь эльфов? — хмыкнул Лакр.

— А за что их любить-то?

— Ну… коня они тебе подарили?

— И что?

— Друг у тебя теперь есть?

— Ну-ну.

— Так что тебя не устраивает?

Белка сердито фыркнула и отвернулась.

— Если бы тебя столько лет кликали малышом, тебя бы тоже не устраивало! Особенно когда набить смазливые морды нет никакой возможности!

Лакр собрался было и дальше любопытствовать, но перехватил внимательные взгляды побратимов и промолчал. Пацан с его зверенышем — это, конечно, интересно, но что-то он и в самом деле не по делу расслабился. Ведь Стрегон просил только ненавязчиво уточнить кое-какие моменты насчет Ходока. К слову сказать, о Ходоке Лакр мальчишку тоже расспросил, насколько это было возможно. И знак пса на предплечье еще раз подтвердил, что Белик нужного им человека действительно знает, но вот как близко, еще предстояло выяснить.

Едва копыта коней коснулись берега, а визгливое пиликанье флейты за спинами притихло, братья опустили сведенные плечи: за четыре с половиной часа, что им пришлось ехать по переправе, дрянной мальчишка все же сумел довести их до белого каления. Сперва тем, что позволил Куршу издать жуткий полурев-полувой, от которого над водой заметалось жутковатое эхо. Затем, едва ко всем вернулась невозмутимость, снова засвистел в свою дурацкую дудку, от звуков которой мороз бежал по коже. На вежливую просьбу Лакра, словно забыв о том, что всего пару минут назад вполне мирно с ним беседовал, Белик озорно высунул язык. Когда ланниец со вздохом все-таки развернул коня, сопляк проворно умчался прочь, окончательно развеселившись. В общем, наслаждался полнейшей безнаказанностью. Разумеется, не отрывая при этом проклятую дудку ото рта, от звуков которой даже спокойного Тороса корежило.