Брату Р. Патчеделу добавление нравилось. «Если хотите». Оно придавало аргументам некоторый вес.

– Если хотите, – повторил он, смакуя слова. – Чтобы реальность существовала, мы все должны этого хотеть. Мы мечтаем…

Он вновь замешкался. Роботы не мечтают в прямом смысле слова. Да и проповедь явно становилась буддийской. Р. Патчедел часто размышлял о реинкарнации. Многие цифровые – практикующие буддисты. Цифровое существо, рожденное в Нерестилище частью специализированного Я-контура, отвечавшего за оживление кофеварки, в следующем цикле может переродиться разумом, рассчитывающим рассеивание света в далеких туманностях, или подводным шаттлом, циркулирующим между людскими городами в океане, а то и выйти за пределы, сделаться истинным Иным, бесплотным, постоянно мутирующим и меняющимся, ищущим истину, а значит, и красоту в ирреале.

Но роботы меняются редко, думал брат Р. Патчедел не без грусти. Как и люди, они просто все больше становятся собой.

– Мы мечтаем о консенсусе реальности, – он снова кашлянул. У Р. Патчедела имелся набор тщательно отобранных кашлей. – Вообразите: мир есть огромная сеть, а все живые существа – ноды, соединенные тонкими волокнами. Без сети все мы – одинокие, изолированные ноды, точечки света в обширной межгалактической тьме. Путь Робота учит тому, как нам Соединиться со всеми вещами. Это тяжкий путь. Часто одинокий. Жизнь и вечножизнь обе творят реальность. Позвольте мне вас направить…

Брат Р. Патчедел склонил голову, и паства повторила это движение: и люди, и следившие за службой цифровые.

– Творец наш в поле абсолютного нуля, да святятся девять миллиардов твоих имен…

Паства бормотала вслед за ним. Затем все выстроились в ряд, дабы приобщиться святых тайн. Цифровую облатку составляли перешифованные протоколы христолёта. Люди клали ее на язык, она медленно растворялась, расходилась по кровотоку и достигала органическо-нодального интерфейса. Цифровые инсталлировали ее напрямую. На краткий миг маленькая паства нода церкви Робота познала истинное Соединение, образовала единый Я-контур, достигла консенсусной реальности; пусть и ненадолго.

Р. Патчедел был доволен: брит прошел отлично. Обрезанию подвергся младший сын Чонгов, Левий. Р. Патчедел знал несколько поколений Чонгов, начиная с Чжуна Вэйвэя, основателя семейства, и заканчивая всеми кузенами, племянниками, племянницами и тетками, расселившимися вокруг Центральной. Дедушка Влад сидел на почетном месте сандака, крестного отца. Старик держал ребенка на руках, но лицо его было пусто и безвидно. Влада Чонга сокрушила болезнь памяти. Р. Патчедел за него беспокоился.

Ибо наступило время радоваться. Робот с осторожностью отделил крайнюю плоть от пениса младенца особым ножом, измелем, и совершил первое благословение. Затем он перешел к приа – приоткрыл головку члена младенца, отделив, опять же с помощью ножа, внутренний препуциальный эпителий. Гордый отец совершил второе и третье благословения. На глазах у внимательной аудитории маленькой синагоги робот приступил к мецица бэ-пе, высасывая кровь из ранки, пока та не свернулась.

Ребенок плакал. Аккуратно наливая вино для благословения в чашу в правой руке, робот провозгласил имя младенца – Левий Чонг – и имя его отца, Эльада. Робот отпил вина. Теперь, согласно древним законам, ребенок стал евреем. Наконец, брат Р. Патчедел погрузил в чашу металлический палец и поднес его к губам младенца. Мальчик пососал палец и перестал кричать. Все зааплодировали. Древняя госпожа Чонг-старшая – киборгированная, но чувствительная – плакала горючими слезами.

Церемония завершилась, младенца обступила восторженная родня, толпа переместилась в соседнее помещение, где был накрыт завтрак. Печенье и хлеб, шакшука – яичница на тонком слое томленных на слабом огне помидоров и стручкового перца, – кофе из самовара, сыры в ассортименте, бурекасы с брынзой, картошкой и грибами, омлеты, варенье: голодные Чонги набросились на столы, будто недоедали годами. Робот ходил между родственниками и друзьями, пожимал руки, болтал о том о сем, не забывая время от времени отхлебывать из чашки черный кофе.

На миг Р. Патчедел замер, увидев вроде бы знакомого мужчину. Лицо Чонга, но кто это такой? Мужчина был спокоен, ощущал себя в толпе непринужденно – и все-таки, казалось, чего-то стеснялся, точно сдерживался. Он стоял рядом с людьми, которых робопоп знал: Мама Джонс – и ее сынок, Кранки.

– Мириам, – обратился Р. Патчедел к женщине, – как всегда, рад тебя видеть.

– Взаимно, Робот Патчедел, – она улыбнулась.

Они были знакомы целую вечность. Робот опустил голову. Мальчишка смотрел на него хакнутыми глазами, в уголках губ играла озорная улыбка.

– Привет, Кранки, – сказал Р. Патчедел. Рядом с Кранки он почему-то ощущал себя неловко. Мальчик выбивал его из колеи.

– Привет, железный дровосек, – ответил Кранки.

Мириам, шокированно:

– Кранки!

– Все в порядке, – успокоил ее робот. Он заметил, что мужчина из Чонгов подле Мириам не может скрыть ухмылки. – Как дела, Кранки? Ты меня помнишь?

Конечно же, робопоп был моэлем и на брите Кранки. Мальчик сказал:

– Вчера мы с Исмаилом ходили на пляж. Поймали рыбу! – Он развел руки. – Вот такую!

Мириам положила руку Кранки на затылок. Не успел робопоп открыть рот, как мальчик воскликнул:

– Давайте я покажу!

И доверительно протянул маленькую руку. Робопоп машинально ответил тем же жестом…

Указательный палец мальчика легко коснулся металлической ладони.

Что есть реальность?

Шепот возникал прямо в мозгу робота. Миллиарды циклов, бессчетные миллионы ветвей квантового бинарного дерева, смещение и смешение, компактная аристократическая сеть, похожая на планету или человеческий мозг, миллиарды разрозненных элементов образуют единый драгоценный Я-контур, иллюзию существования.

Что есть реальность?

Слова сами собой шептались в старом робомозге и переводили себя на дюжину языков, главные среди них – иврит и астероид-пиджин: Ма амити? Ванем иа и тру?

В сознании робота зароились образы, и в этой высокоуровневой инфобойне прорезалась вдруг картинка: мальчик, Кранки, и его вроде бы близнец с зелеными глазами от «Боуз», а не с синими от «Армани». Два ребенка на пляже Яффы идут по воде, ловят рыбу маленькими руками, погружая их в прозрачную синь Средиземного моря…

А оно взрывается звездами, кружащимися галактиками, планетами, что вращаются вокруг желтых солнц, вокруг злобных глаз, чернокорпусные космолеты пылинками парят между планет, картинка фокусируется, смещается, кружит в космосе за орбитой Титана, беззвучные дроны-убийцы сражаются в Галилейских Республиках, разумные мины ложатся на орбиту Каллисто, перескок в космическое запределье запределья, слышно пение пауков, засевающих облако Оорта новыми нодами, на Мире Дракона, ледяном спутнике близ Плутона, миллионы драконовых тел движутся по туннелям неисповедимыми кругами, оледенелая луна вся – гигантский обширный термитник…