Беспрестанно паля, вся троица выскочила на поляну.

– Да здесь их нету, мля! – выругался Егоза. – Пошкерились, суки. А ну-ка, Викентий, дай очередь по кустам.

Викентия не надо было упрашивать – вмиг опустошил оставшиеся полмагазина, а вот новый присоединить уже не успел – просвистев, черная боевая стрела впилась ему прямо в горло. Захрипев, бандит повалился в угли.

– Эгей, – вмиг упав в траву, заголосил Егоза. – Корявый, Викентия убили, курвы! Ну я вам… – он схватил выпавший из рук подельника автомат и принялся полосовать очередями весь лес. С пригорка ему вторил Николай Иваныч – видимо, он и носил кличку Корявый – приземистый был, крепкий… Да, похоже, и в самом деле, бандитов осталось всего двое. Всего…

Снова засвистели стрелы.

– Давай в балку, Егоза! – крикнул Корявый. – Уходим.

– А с Викентием что?

– Да черт с ним.

– Но ведь, сказано…

– Ну и оставайся, пока тебя, дурака, не подстрелят, а я пошел…

– Погодь, погодь, Николай Иваныч, – жалостливо завопил Егоза. – Прикрой огоньком маленько. – Поднявшись на ноги, он, петляя, как заяц, бросился прочь…

Наперерез тут же метнулась чья-то небольшая фигурка. Пронька! Ну дурачина, сказано же было – не высовываться… Вот сейчас – одна очередь почти наугад – и все, нет парня.

Раничев рванулся вперед, слыша, как засвистели над головой пули, успел-таки, прыгнул, повалив Проньку в траву – парень застонал вдруг, схватился за руку – ранен? Хорошо – не убит.

– Эй, погоди-и-и-и… – огрызаясь на бегу короткими злыми очередями, жутко завопил Егоза. – Погоди-и-и, Ива-а-аныч.

Оба сиганули в балку, тут же окруженную воинами Раничева, и там затаились, затихли. Лишь раздался какой-то странный звук – словно ухнул басовый динамик в колонке, и сильно запахло озоном.

– Живьем будем брать? – подполз к Ивану Лукъян. – Сейчас развиднеется, можем руки-ноги прострелить запросто.

Раничев кивнул:

– Так и сделаем. Правильно, Лукъяне, подождем рассвета, спешить нам некуда. Как наши?

– Онуфрий убит, господине.

– Сволочи… Только один он?

– Вроде, пока так. Темно.

– Ладно после подсчитаем потери. Ждем.

Быстро светлело, первые лучи золотого утреннего солнца уже окрашивали верхушки деревьев. Посмотрев на заголубевшее небо, Раничев приказал лучникам приготовиться.

– На счет три – сигаем в овраг, кто из татей дернется – бейте, как белок! – он подался вперед, ощущая в руке знакомую тяжесть сабли. – Раз… Два… Три! Вперед, ребята!

Они повалились в балку со всех сторон, так что бандитам не было бы никакой пощады, если бы… если бы они там были, бандиты.

– Нет никого, господине! – изумленно оглянулся Лукъян. – Словно и не было. А ведь уйти они не могли – везде наши. Чудны дела твои, Господи! – парень перекрестился.

– Не Господа то дела, – заметил верзила Михряй. – Но – Диавола.

Прочесав балку и – на всякий случай – край леса до самого озера, воины собрались у бивуака. Раничев еще поползал по оврагу – нашел следы сапог да окурки и вернулся к своим. Воины, столпившись, разглядывали убитого. Впрочем, убитых оказалось двое – вторым был Хасан ад-Рушдия. Выпущенная из ППШ злая шальная пуля не пощадила магрибского колдуна, сделав лишь маленькую дырочку – напротив сердца.

– Судьба, – покачав головой, перекрестился Иван. – Вот уж в самом деле, судьба. Уйти от смерти в Темникове, чтобы встретить ее здесь. Что ж, копайте могилу… Впрочем, он, кажется, мусульманин…

Посмотрев, как Онисим ловко перевязывает раненного в руку Проньку, Иван наклонился к убитому Викентию. Обычный мужик лет тридцати-тридцати пяти, тощий, но жилистый, с каким-то землистым лицом, с татуировкой на кисти – «Нарымлаг» – и простенькой серебряной печаткой на указательном пальце. На печатке – грубое изображение свившихся между собой змей. Сняв перстень – быть может, и пригодится – Раничев положил его в калиту и продолжил осмотр. Кирзовые сапоги, синие диагоналевые брюки-галифе, светло-голубая сорочка с широким отложным воротом, коричневатый шевиотовый пиджак от «Москвошвеи», не из дорогих, ценой рублей в пятьсот, точнее – четыреста пятьдесят по прейскуранту. Иван проверил карманы: пачка «Беломора», расческа, спички, бумажник… ага, вот это уже интересно. Несколько голубоватых купюр, мелочь, фотография с узорчатым обрезным краем – какая-то женщина с несколько вытянутым лицом и накладной косою, на обратной стороне надпись голубыми чернилами – «Другу Викентию от Нади. Вспомни иногда, чем никогда. Угрюмов, 15.05.49.». Однако… Раничев перевернул карточку: ну да, таких в музее было много, как, впрочем, и в его личном архиве – «Угрюмовский райпотребсоюз. Фотоателье номер три, улица Курдина, 18». Ну да, знаем такую улицу, там и сейчас, кажется, фотография… Нет, компьютерный клуб.

Аккуратно спрятав фотокарточку в калиту, Раничев махнул рукой:

– Зарывайте… И этого тоже, – он бросил взгляд на черную фигуру магрибинца. – В конце концов, вряд ли считал себя мусульманином этот жрец Ваала!

Светало. Тихо вставало солнце. Где-то рядом колотил по стволу дятел.

К полудню к двум могилам на берегу…

Скажи, мой друг, зачем мы так беспечны

В потоке дней и суматохе дел?

Не помним мы, что век не будет вечным

И всем путям положен свой предел.

Андрей Макаревич

«Путь»

…прибавились еще три.

Внимательно выслушав Раничева, думный дворянин Хвостин задумчиво покачал головой. Кастилия?! Что проку в этой поездке для Рязанского княжества? Заключить военный союз? Слишком далеко кастильский король, на другом краю света, да и против кого такой союз заключать? Против Москвы? Витовта? Ну разве что – торговое соглашение, и то не очень-то выгодное, ведь путь не близок и весьма опасен.

– Не знаю, зачем тебе в Кастилию? – пристально посмотрев на Ивана, Хвостин с сомнением почмокал губами. – Ну нагадала ведьма – и что с того? Мало ли кто чего говорит?

Раничев молчал, вполне отдавая себе отчет в том, что в глазах княжьего советника выглядит сейчас донельзя глупо: и в самом деле, переться черт-те куда на край света из-за предупреждений деревенской ведьмы! Да, конечно, глупо – но ведь не мог же Иван рассказать Хвостину о дырах во времени, о перстне, и о том, что он, Иван Петрович Раничев, вовсе никакой не боярин, а директор Угрюмовского исторического музея, музыкант-любитель и меломан. А ведь хотелось бы придумать правдоподобную версию отъезда – вот Иван и предлагал себя в посланники к кастильскому двору от рязанского князя. Хвостин, правда, в надобности такового посольства сильно сомневался, и правильно делал.