Дух и тенденция никейского учения — назидательные; оно возвеличивает Христа и христианство. Арианское заблуждение холодно и бессердечно, оно низводит Христа до уровня творения и старается подменить истинное богослужение языческим обожествлением творения. Вот почему вера в истинную и сущностную Божественность Христа до сих остается живой, в то время как неразумная арианская выдумка о полубожестве, которое сотворило мир, но и само при этом было сотворенным, давно уже изжила себя[1413].

Решение Никейского собора прежде всего касалось божественной сущности Христа. Но в более широкий круг проблем, охваченных арианскими спорами, входила и Божественность Святого Духа, зависящая от Божественности Сына. Церковь всегда связывала веру в Святого Духа с верой в Отца и Сына, но считала учение о Святом Духе лишь приложением к учению об Отце и Сыне, пока логическое развитие процесса не привело к тому, что Божественности и личности Святого Духа стало уделяться равное внимание с Отцом и Сыном, как равноправной ипостаси Троицы.

Ариане называли Святого Духа первым творением Сына, то есть подчиненным Сыну, как Сын — Отцу. Арианская троица, таким образом, не была имманентной и вечной; она появилась во времени и была ступенчатой, состояла из несотворенного Бога и двух сотворенных полубогов. Полуариане здесь, как и везде, приближались к ортодоксальному учению, но отвергали единосущие Духа и говорили о Его сотворенности. Особенно настаивал на этом Македонии, умеренный полуарианин, которого арианская партия изгнала с епископского престола Константинополя. Его последователи, придерживавшиеся ложного учения о Святом Духе, стали после 362 г. называться македонианами[1414], а также духоборами[1415] и тропами[1416].

Даже среди сторонников никейской ортодоксии в течение какого‑то времени преобладала неуверенность насчет учения о третьей ипостаси Святой Троицы. Некоторые считали Духа безличной силой или качеством Бога, другие в лучшем случае не шли дальше сказанного в Писании. Григорий Назианзин, который со своей стороны верил в единосущие Святого Духа с Отцом и Сыном и учил ему, в 380 г. сделал примечательное признание[1417]: «Из наших мудрецов некоторые считают Святого Духа влиянием, другие — творением, третьи — Самим Богом[1418], а четвертые не знают, что думать, из уважения, как они говорят, к Священному Писанию, не говорящему на сей счет ничего определенного. Вот почему они колеблются между поклонением Святому Духу и отказом от поклонения Святому Духу[1419] и выбирают средний путь, который на самом деле нехорош». Василий в 370 г. старательно избегает упоминаний о Святом Духе как о Боге, хотя и с намерением привлечь слабых. Иларий Пиктавийский верил, что Дух, проникающий в Божьи тайны, должен быть божественным, но не мог найти в Писании ни одного места, где Он был бы назван Богом, и полагал, что следует удовлетвориться верой в существование Святого Духа, которому учит Писание и которое подтверждается сердцем[1420].

Но церковь не могла удовлетвориться верой в две ипостаси. Формула крещения и апостольское благословение, а также традиционные славословия с упоминанием Троицы ставят Святого Духа на один уровень с Отцом и Сыном и требуют, чтобы божественное триединство основывалось на единосущии. Божественная триада не терпит неравенства сущностей, смешения Творца с творением. Афанасий хорошо понимал это и выступал за решение о единосущии Святого Духа, против духоборов или тропов[1421]. Так же поступали Василий[1422], Григорий Назианзин[1423], Григорий Нисский[1424], Дидим[1425] и Амвросий[1426].

Это учение победило на соборах в Александрии (362), в Риме (375), и наконец в Константинополе (381), и стало обязательной составляющей соборной ортодоксии.

Соответственно, в Константинопольском символе веры было сделано следующее добавление к Никейскому: «И в Святого Духа, Который есть Господь и Податель жизни, Которому мы поклоняемся и славим вместе с Отцом, Который говорил через пророков»[1427]. Это добавление стало провозглашением единосущия Святого Духа Отцу и Сыну, хотя еще не на словах, но по факту, и наделением Его божественным достоинством и правом на поклонение.