и уйти с ринга, продолжая гордиться нашими достижениями. Молодежь должна создать новую партию или присоединиться к уже существующей, если она этого пожелает. Дело в том, что рано или поздно партия должна исчезнуть. Если этот момент уже настал, то я бы предпочел, чтобы она сейчас сбросила балласт и осталась на плаву, вместо того, чтобы дожидаться, когда на дно пойдет весь корабль»{377}.

Другие, кто наблюдал за разрушительными процессами 90-х, сосредоточили свое внимание на бюрократии. За исключением немногочисленных громких заявлений, почти все соглашались с тем, что на протяжении периодов Мэйдзи и Тайсо, а затем вновь на полстолетия — со времени оккупации до окончания эпохи Сёва — национальные министерства были средоточием «лучших и ярчайших» представителей Японии, домом для способных и добросовестных профессионалов, которые составляли экономические программы, разрабатывали образовательные системы и создали социальное законодательство, которое завоевало признание всего мира. Но в некий момент что-то пошло не так, и Касумигасэки, район деловой части города, в котором размещалось большинство основных министерств, превратился в болото, населенное лишенными воображения, самонадеянными, узколобыми тупицами, которые были озабочены лишь «сохранением статус-кво» и «защитой интересов корпораций». В результате подобных деформаций, заявляли некоторые, «все правительство» было «лишено динамизма» и более не было способно быстро реагировать на тревожные ситуации{378}.

Общественное недовольство неспособностью бюрократов достигло широких масштабов после Великого землетрясения Кансин, которое 17 января 1995 г. разрушило Кобэ и его окрестности. При этом погибло более 5000 человек, более 100 000 домов повреждено, 400 000 человек лишились крова. Чиновники, которые ознакомились с ситуацией, рассмотрев ее со своих высот, расположенных в Касумигасэки, сильно ошиблись в оценке масштабов катастрофы. Премьер-министр промедлил с мобилизацией сил самообороны и национального агентства противопожарной обороны. По причине «позорных бездействия, нерешительности и инерции» части чиновничества, считали критики, пожары бушевали на протяжении нескольких дней после того, как они должны были быть потушены, и тысячи людей, остававшихся под завалами, которых еще можно было спасти, погибли{379}. По мере роста в обществе тревоги по поводу стихийного бедствия, премьер-министр Мураяма признал, что правительство не смогло действовать быстро. Но в апреле разъяренные граждане швырнули ему эти слова обратно, поскольку дети продолжали носить с собой в школу питьевую воду и запас пищи, поврежденные пути по-прежнему не позволяли возобновить движение «поездов-пуль» от Осаки до Кобэ и далее на запад, а парламент погрузился в бесконечные дебаты по поводу выделения средств на выплату компенсаций и восстановление.

Роль бюрократии вновь попала в центр внимания во время обсуждения экономического недомогания. По мнению некоторых экспертов, экономический пузырь раздулся до угрожающих размеров, а затем лопнул по той причине, что «мандарины» из Касумигасэки закрывали глаза на опрометчивые действия банков и брокерских домов. Как говорили, сутью проблемы были «удобные связи между теми, кто управляет, и теми, кем управляют»{380}. Мнение, что Министерство финансов «превратилось в рассадник коррупции», окончательно оформилось в 1995 и 1996 гг., после того как чиновники министерства были признаны виновными в получении взяток от тех самых финансовых учреждений, над которыми они должны были осуществлять контроль. Расследование этих преступлений привело к аресту 4 высокопоставленных чиновников МФ, в то время как 112 человек из числа их подчиненных подверглись разнообразным «административным наказаниям» — от выговоров до временных отставок и выплаты штрафов. Все это работало на пессимистический взгляд на будущее. «Пока некомпетентные бюрократы буду оставаться у руля, отказываясь уступить свою власть, — писал один особенно разгневанный критик, — наши перспективы будут слишком мрачными даже для обсуждения»{381}.

Только ленивый не высказывался относительно вариантов решения проблем бюрократической коррупции и апатии. Каждый надеялся привлечь на службу в правительство больше талантливых и моральных людей, а большинство наблюдателей соглашалось также с тем, что было бы мудрым сократить слишком раздутый, по их мнению, и поэтому неповоротливый и безответственный штат бюрократии. Так, когда Совет по административной реформе, специально сформированный из экспертов по распоряжению Хасимото, в декабре 1997 г. рекомендовал сократить количество министерств и агентств на уровне кабинета с существующих 22 до всего 12 министерств и Службы кабинета, премьер получил в свой адрес похвалы за то, что он смог разглядеть необходимость «провести жизненно важную липосакцию заплывшей жиром бюрократии»{382}. Другие приводили иной аргумент, заявляя, что ключом к будущему является восстановление «конституционного баланса». То есть следовало вернуть парламенту и правительству право контролировать чиновников, работающих в министерствах. Соответственно, когда в июле 1998 г. пост премьер-министра занял Обучи, он заявил, что допускает, что «недоверие общества к политике достигло действительно высокого уровня». Он призвал к «возрождению политической власти». Под этим он имел в виду, что для избираемых чиновников является «существенным» «осуществлять реальное политическое руководство» путем «недвусмысленного изменения баланса власти между политическими лидерами и бюрократами»{383}.

Хотя банкиры и главы других финансовых организаций в 90-х гг. оказались под огнем критики, большинство других лидеров корпораций пронесли через все десятилетие чувство собственного достоинства и уважение со стороны публики. Когда продолжающийся упадок и периодические финансовые кризисы наносили очередной удар, сторонники делового сообщества выдвигали предложения относительно возможных способов оживления экономики. Разрабатывая будущие экономические направления, некоторые аналитики настаивали на том, что Япония должна обогнать Соединенные Штаты в области развития новых производств компьютерной техники и программного обеспечения. Другие предполагали, что наилучшим выбором будет продолжение курса производящей нации. В конце концов, как указывал один наблюдатель, «упадок не подорвал производительной мощи нации», и, по словам другого, японцы должны помнить, что «производство вещей — это то, что лучше всего удается их стране»{384}.

События на рубеже веков, однако, вызвали большие сомнения по поводу этих предписаний. Летом 2000 г. акционеры компании по производству покрышек «Бриджстоун» потеряли половину стоимости своих акций. Это произошло после того, как люди по всему миру начали выдвигать судебные иски против ее дочерней американской компании «Фаерстоун» за ошибки, допущенные при разработке и производстве покрышек, в результате которых 50 человек погибли и сотни получили увечья. Приблизительно в то же самое время исчезло доверие общества к некогда гордому производителю автомобилей, когда дважды за одну неделю были проведены обыски в штаб-квартире «Мицубиси Моторе», чтобы обнаружить доказательства систематического скрытия компанией производственных дефектов. Вскоре после этого 15 000 человек заболели, употребив в пищу зараженные продукты, распространяемые «Сноу Бренд», ведущей фирмой по производству молочной продукции. Расследование показало, что для компании было обычным делом фальсифицировать сертификаты свежести и вновь пускать в оборот молоко, которое возвращали магазины. Этот скандал породил волну жалоб потребителей в адрес других компаний по