— Теперь, конечно, в другом качестве, но ползаю.

Требухин и старшина, неуверенно улыбаясь, смотрели на нас, а потом старлей решил прояснить ситуацию:

— Товарищ капитан, этот человек говорит, что он подполковник Красной Армии и что находится в подчинении Ставки, поэтому требует связаться с Москвой для подтверждения личности.

Бывший погранец удивленно хмыкнул:

— Ого! Быстро растешь! Тогда, помнится, в одном звании были? — И обращаясь к старшине, добавил: — Так, Реутов, ты разведке чайку организуй, а я скоро вернусь.

Потом, повернувшись ко мне, пояснил:

— Сейчас не могу с тобой, дел по горло, но через полчаса освобожусь, тогда потолкуем! Я быстро!

Но прежде чем Сухов, забрав Требухина и бланк моего допроса, сбежал, я его тормознул:

— Погоди, Андрей. Там со мной еще один парень был — вместе работаем. Он где-то в соседнем кабинете находиться должен…

— Не волнуйся, и напарника твоего сейчас сюда приведут. Я быстренько дела разгребу, тогда обо всем переговорим.

После чего, хлопнув меня по плечу, исчез за дверью. Потом я, хлебая принесенный по приказу Реутова чаек, ухмыляясь про себя, думал, что Андрей как был человеком крайне недоверчивым, так и остался. С другой стороны, при его теперешней профессии по-другому и нельзя. Как же — дела у него. Так я и поверил. Сухов сейчас наверняка к начальнику управления рванул, чтобы связаться с Москвой и выяснить, есть ли у них в штате подполковник Лисов и соответствует ли мой словесный портрет тому подполковнику.

Я уже надулся чаем, как бочка, когда часа через полтора наконец вернулся Андрюха. В принципе, как только он с каким-то полковником, довольно улыбаясь, вошел в комнату, было уже все понятно. Но я все равно спросил:

— Ну что, подтвердили личность?

Сухов глаза не отвел, понимая, что его слова про полчаса и дела были интерпретированы верно, а просто ответил:

— Так точно, товарищ подполковник! — И после небольшой паузы добавил: — Илья, я даже извиняться не буду, ты сам все должен понимать…

— Да о чем разговор…

Потом нас познакомили с полковником Васиным. Он оказался начальником шестого отдела СМЕРШ фронта и после разговора с Андрюхой тут же позвонил в Москву. Там сначала несколько переполошились, но, сразу подтвердив все мои полномочия, приказали создать Лисову режим наибольшего благоприятствования. Васин, сидя напротив, рассказал:

— Сегодня ночью за вами придет самолет. А пока я приказал баньку сообразить. После бани — обед. Вы не против?

— Конечно, не против. А где Игорь Птицын?

— Его сейчас приведут и можно начинать. Я вам еще хочу человека в сопровождение дать, пока здесь находитесь, а то вы без документов, мало ли что…

— Само собой… разрешите, чтобы это был Сухов?

Полковник несколько замялся, не желая отдавать начальника отдела в простые провожатые, но, подумав, махнул рукой, наверное, вспомнив слова москвичей про всяческое содействие, и сказал:

— Хорошо, тем более вам надо о многом поговорить. Я же понимаю — старые боевые друзья встретились…

На том и порешили… Сначала сходили в баню, правда без Андрюхи, у которого были действительно срочные дела. После баньки перекусили, а потом Сухов уволок нас к себе. У него было и чем отметить встречу и чем закусить, поэтому расположились основательно, тем более до самолета времени было вагон. Меня, конечно, очень интересовало, как он тогда спасся и что делал после памятного налета на колонну пленных. Оказывается, Андрюха чисто случайно в живых остался. Ему пуля по касательной в голову попала, слегка контузив, и только благодаря своему сержанту Иванову, который начальника заставы успел подхватить и в лес шмыгнуть, мы сейчас с капитаном и разговариваем. Андрей, размякнув от выпитого, рассказывал:

— Веришь, нет, тогда, когда очухался — застрелиться хотел… Это ведь из-за меня люди погибли. Не сдержался, проявил слабость, вот почти все и полегли. Четверо только на ту сторону проскочить успели. Но бойцы, как увидели, что я стреляться надумал, пистолет отобрали, а потом еще и пристыдили. До сих пор вспоминаю — уши горят… Эх!

Сухов, махнув рукой, наполнил рюмки и продолжил рассказ. Они тогда еще дней десять по лесам бродили, пока не наткнулись на наших танкистов. Танковую бригаду раздолбали, а от батальона, на который вышли пограничники, осталось три танка. Но это была воинская единица, вокруг которой постепенно сосредотачивались окруженцы. Сборная солянка со всех частей. И летчики с трех сбитых самолетов, и противотанкисты с двумя исправными «сорокопятками», но без снарядов, и кавалеристы, у которых даже сохранились несколько лошадей. В основном, конечно, была пехота. Таким макаром их постепенно набралось человек двести пятьдесят. Андрюха, помня мои советы, с разрешения командира батальона организовал несколько летучих отрядов, которые добывали снаряды к орудиям и горючку к технике, попутно пуская немцам кровь при каждом удобном случае. А когда все укомплектовали, то двинулись на прорыв. То есть сначала скрытно передвигались на восток, благо лесов в Белоруссии хватало, а потом, внезапным ударом прорвав неустоявшуюся линию фронта, вышли к своим. Вышли, чтобы через два дня опять оказаться в окружении. И опять прорыв и снова окружение…

В общем, на фильтр Сухов попал только в сентябре. Документы были при нем, да и выходил он не один, поэтому проверяли пограничника недолго и, провоевав еще два месяца командиром истребительного отряда, он попал в армейскую контрразведку. Честно говоря, достаточно случайно попал. Просто его отряд отличился на поимке немецких диверсантов, вот Андрюху контрики и приметили. Так и продолжил службу в одном из подразделений Центрального фронта. Потом ранение, долгое лечение, и после выписки он попал в СМЕРШ Третьего Украинского фронта, где и продолжает службу по сей день.

— А сержант твой — Иванов — живой?

— Жив курилка! Только он уже младший лейтенант. На Центральном воюет. Мы с ним даже иногда переписываемся.

— Взводным?

— Нет, он в армейской разведке ордена зарабатывает.

— Ну тогда давай за него…

— Давай!

Выпили, а потом Андрей поинтересовался моей эпопеей. Я ему