– И маркиз де Тианж рассчитывал на меня, чтобы сот вершить это превращение? Не так ли?

– Да, но повторяю тебе, все это делалось без моего согласия и я предпочитаю угрожающие мне опасности унизительной мысли видеть тебя играющей недостойную роль…

– Однако, – возразила Жанна с энергией, – я сыграю эту роль… так надо… я этого хочу…

– Но подумай…

Жанна перебила мужа, закрыв ему рот своей прелестной рукой:

– Я не хочу думать ни о чем, – сказала она, – ни о чем, кроме безмерной радости, невыразимого счастья сказать себе, что я спасла тебя…

– Итак, ты требуешь?..

– Я ничего не требую, друг мой… но умоляю тебя именем нашей любви принять мою смиренную и слабую преданность!.. Разве ты не говорил мне, что я твой добрый ангел?.. И я хочу быть им, по крайней мере, один раз…

– Но не будешь ли ты бояться?.. – настаивал Рауль.

– Бояться!.. Когда я буду действовать для тебя?.. О! нет, Рауль, я не буду бояться!..

– Подумай, чтобы лучше обмануть Филиппа Орлеанского, вызывание и вся фантасмагория будут сопровождаться нарочно самыми страшными подробностями…

– Какое мне дело!.. Еще раз, Рауль, прошу тебя на коленях, не старайся отговаривать меня от неизменного намерения… Ты согласишься, не правда ли?

– Надо, если ты хочешь.

– Благодарю, мой возлюбленный Рауль… Благодарю сто раз!.. Благодарю тысячу раз!.. Когда назначен фантастический дебют твоей бедной царицы Савской?

– Очень скоро.

– Неужели сегодня?

– Нет, завтра.

– Где?

– В Пале-Рояле.

– В котором часу?

– В полночь.

– При многочисленном собрании?

– При регенте и двух-трех особах, не более.

– Что я должна делать?

– Почти ничего… притом завтра днем мы устроим репетицию в Пале-Рояле…

– Но если там увидят мое лицо, мне кажется, что весь эффект вечерней сцены пропадет…

– Мы это предвидели и потому привезем тебя в Пале-Рояль переодетой.

– Должна я буду говорить?

– Несколько слов… Может быть, и то еще неизвестно, тебе придется сделать несколько ответов…

– Регенту?

– Нет, мне… я буду спрашивать тебя при нем.

– А он будет говорить со мной?

– Не думаю… притом ты не должна ему отвечать. Не беспокойся, милая Жанна, твоя роль тебе будет объяснена с начала до конца… урок будет задан… и невозможно, решительно невозможно, чтобы ты затруднилась чем-нибудь серьезно…

– О! Я не беспокоюсь об этом, мой Рауль. Пока ты будешь делать вид, что вызываешь демонов, я буду молиться Богу. Он увидит, что сердца наши чисты, что мы играем комедию, только внешне бесстыдную, но в сущности имеющую благородную цель, и простит нам… Он нас защитит, он нас поддержит! Не думаешь ли и ты этого, мой Рауль?

– Да… да… я так и думаю, – отвечал молодой человек, снова сжима я Жанну в объятиях, – но в особенности я думаю, что ты ангел!..

На другой день после полудня маркиз де Тианж заехал за Раулем и Жанной, чтобы вместе отправиться в Пале-Рояль. Он хорошо знал, что ему следует сказать Жанне, чтобы уведомить ее, будто он придумал все это дело, как говорил Рауль. Маркиз привез для Жанны костюм, странный в высочайшей степени, но единственный, какой только мог скрыть черты светло-русой царицы Саба от нескромного любопытства. Это был полный костюм негра – красный кафтан, вышитый золотом, белые атласные панталоны, алжирская феска, парик и восковая маска. Все это превратило Жанну в восхитительного представителя гвинейской породы. Несмотря на серьезность положения, молодая женщина не могла удержаться от смеха, когда, взглянув в зеркало, она увидела в нем вместо своего свеженького и кроткого личика плоский нос, толстые губы и черный цвет лица настоящего негра.

Карета маркиза де Тианжа, на козлах которой сидел его доверенный слуга, ездивший с ним в Маленький Замок, стояла на дворе. Жак, верный Жак должен был один встать на запятки, обыкновенно занимаемые двумя или тремя высокими лакеями.

Рауль набросил плащ на плечи Жанны, чтобы скрыть ее яркий костюм, и наши три действующих лица заняли места в ожидавшей их карете. Жанна и маркиз де Тианж сели справа, Рауль поместился возле них.

В ту минуту, когда карета повернула направо из улицы, человек, несколько часов ходивший взад и вперед перед отелем как часовой, смело вскочил на подножку и с редкой дерзостью сунул голову в окно кареты. Человек этот был очень высок, очень худощав, очень бледен, у него были длинные черные усы, а на правом глазу широкая повязка, закрывавшая часть лица. От него несло вином и табаком.

При виде этой необыкновенной фигуры, появление которой было так неожиданно, Жанна не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть от изумления и испуга. Маркиз де Тианж схватился за эфес шпаги, а Рауль поспешил схватить этого человека за ворот, но не успел. Без сомнения, незнакомец с черными усами увидел все, что ему было нужно видеть, и уже хотел спрыгнуть на мостовую, рискуя переломать себе кости, потому что лошади мчались как ветер, как вдруг Жак заметил его.

– А! Это опять ты, негодяй! – закричал он. – Опять ты?!. Бретон, – прибавил он, обращаясь к кучеру, – хорошенько его кнутом… да по лицу!

Бретон не заставил повторять два раза этого приказания и нанес дерзкому в самое лицо такой сильный удар, что на щеке несчастного появилась синяя полоса и брызнула кровь. Почти ослепленный и совершенно оглушенный, человек с усами покатился с подножки на мостовую. Колеса кареты проехали возле самых его ног, но не задели их. Бретон и Жак сначала подумали, что незнакомец убился на месте, но, без сомнения, он принадлежал к породе кошек, которые падают с крыш без всякого вреда. Он не пролежал на мостовой и минуты, тотчас приподнялся и, хромая, пошел по улице, скрежеща зубами и грозя кулаком вслед удалявшейся карете.

– Кто такой этот человек и чего он хотел? – спросил маркиз де Тианж у Рауля.

– Верно, какой-нибудь сумасшедший… – отвечал Рауль. – Странность его поведения доказывает это…

– Какой он страшный!.. – прошептала Жанна. – Но я боюсь, что его ударили слишком жестоко; он, верно, очень ушибся, когда упал…

Маркиз де Тианж высунул голову в дверцу и взглянул назад.

– Не бойтесь, – сказал он, – негодяй уже идет как ни в чем не бывало… А! Вот он оборачивается и еще показывает нам кулак… Хотелось бы мне выйти из карсты, догнать его и поколотить!..

– Не делайте этого, маркиз, прошу вас, – возразила Жанна, – поступок этого человека был неприличен, это правда; но он не оскорбил нас, не грозил нам, притом он и так наказан…

Маркиз де Тианж поклонился в знак согласия к заговорил о другом. Рауль же оставался безмолвен, задумчив, и глубокая морщина пролегла между его бровей. Он узнал Матьяса Обера – Матьяса Рысь – Матьяса-шпиона и спрашивал себя, не служит ли поступок этого человека дурным предзнаменованием.