моря шум атласный.

И кажется, что в мире жизни нет:

Есть только блеск, лазурь и воздух ясный,

    Простор, молчание и свет.

〈1903–1904〉

Сказка

…И снилось мне, что мы, как в сказке,

Шли вдоль пустынных берегов

Над диким синим лукоморьем,

В глухом бору, среди песков.

Был летний светозарный полдень,

Был жаркий день, и озарен

Весь лес был солнцем, и от солнца

Веселым блеском напоен.

Узорами ложились тени

На теплый розовый песок,

И синий небосклон над бором

Был чист и радостно-высок.

Играл зеркальный отблеск моря

В вершинах сосен, и текла

Вдоль по коре, сухой и жесткой,

Смола, прозрачнее стекла…

Мне снилось северное море,

Лесов пустынные края…

Мне снилась даль, мне снилась сказка —

Мне снилась молодость моя.

〈1903–1904〉

Розы

Блистая, облака лепились

В лазури пламенного дня.

Две розы под окном раскрылись —

Две чаши, полные огня.

В окно, в прохладный сумрак дома,

Глядел зеленый знойный сад,

И сена душная истома

Струила сладкий аромат.

Порою, звучный и тяжелый,

Высоко в небе грохотал

Громовый гул… Но пели пчелы,

Звенели мухи – день сиял.

Порою шумно пробегали

Потоки ливней голубых…

Но солнце и лазурь мигали

В зеркально-зыбком блеске их —

И день сиял, и млели розы,

Головки томные клоня,

И улыбалися сквозь слезы

Очами, полными огня.

〈1903–1904〉

На маяке

В пустой маяк, в лазурь оконных впадин,

Осенний ветер дует – и, звеня,

Гудит вверху. Он влажен и прохладен,

Он опьяняет свежестью меня.

Остановясь на лестнице отвесной,

Гляжу в окно. Внизу шумит прибой

И зыбь бежит. А выше – свод небесный

И океан туманно-голубой.

Внизу – шум волн, а наверху, как струны,

Звенит-поет решетка маяка.

И все плывет: маяк, залив, буруны,

И я, и небеса, и облака.

〈1903–1904〉

В горах

Катится диском золотым

Луна в провалы черной тучи,

И тает в ней, и льет сквозь дым

Свой блеск на каменные кручи.

Но погляди на небосклон:

Луна стоит, а дым мелькает…

Не Время в вечность убегает,

А нашей жизни бледный сон!

〈1903–1904〉

Штиль

На плоском взморье – мертвый зной и штиль.

Слепит горячий свет, струится воздух чистый,

Расплавленной смолой сверкает черный киль

Рыбацкого челна на мели золотистой.

С нестройным криком голых татарчат

Сливается порой пронзительный и жалкий,

Зловещий визг серебряной рыбалки.

Но небо ясно, отмели молчат.

Разлит залив зеркальностью безбрежной,

И глубоко на золоте песка,

Под хрусталем воды, сияет белоснежный

Недвижный отблеск маяка.

〈1903–1904〉

Склон гор

Склон гор, сады и минарет.

К звездам стремятся кипарисы,

Спит море. Теплый лунный свет

Позолотил холмы и мысы.

И кроток этот свет: настал

Час мертвой тишины – уж клонит

Луна свой лик, уж между скал

Протяжно полуночник стонет.

И замер аромат садов.

Узорный блеск под их ветвями

Стал угасать среди цветов,

Сплетаясь с длинными тенями.

И неподвижно Ночь сидит

Над тихим морем: на колено

Облокотилася, – глядит

На валуны, где тает пена.

Передрассветный лунный свет

Чуть золотит холмы и мысы.

Свечой желтеет минарет,

Чернеют маги-кипарисы,

Блестя, ушел в морской простор

Залив зеркальными луками,

Таинственно вершины гор

Мерцают вечными снегами.

〈1903–1904〉

Русская весна

Скучно в лощинах березам,

Туманная муть на полях,

Конским размокшим навозом

В тумане чернеется шлях.

В сонной степной деревушке

Пахучие хлебы пекут.

Медленно две побирушки

По деревушке бредут.

Там, среди улицы, лужи,

Зола и весенняя грязь,

В избах угар, а снаружи

Завалинки тлеют, дымясь.

Жмурясь, сидит у амбара

Овчарка на ржавой цепи.

В избах – темно от угара,

Туманно и тихо – в степи.

Только петух беззаботно

Весну воспевает весь день.

В поле тепло и дремотно,

А в сердце счастливая лень.

10. I.05

«Старик сидел, покорно и уныло…»

Старик сидел, покорно и уныло

Поднявши брови, в кресле у окна.

На столике, где чашка чаю стыла,

Сигара нагоревшая струила

Полоски голубого волокна.

Был зимний день, и на лицо худое,

Сквозь этот легкий и душистый дым,

Смотрело солнце вечно молодое,

Но уж его сиянье золотое

На запад шло по комнатам пустым.

Часы в углу своею четкой мерой

Отмеривали время… На закат

Смотрел старик с беспомощною верой…

Рос на сигаре пепел серый,

Струился сладкий аромат.

23. VII.05

«Мы встретились случайно, на углу…»

Мы встретились случайно, на углу.

Я быстро шел – и вдруг как свет зарницы

Вечернюю прорезал полумглу

Сквозь черные лучистые ресницы.

На ней был креп, – прозрачный легкий газ

Весенний ветер взвеял на мгновенье,

Но на лице и в ярком блеске глаз

Я уловил былое оживленье.

И