– А я сперва не хотел связываться. У живых свои дела, у нас свои, о чем тут говорить? Но никак не мог забыть этот случай. Мне было обидно. Чужой человек называется моим именем, как будто я вообще никогда не жил на свете! А это не так. Я жил.

– Да, конечно, жил, – согласился я. – Никаких сомнений. Мы в последнее время много о тебе вспоминали. С Пелле… в смысле, с Нанкой. И с леди Хайстой из Ордена Потаенной Травы. Помнишь ее?

– Еще бы!

– Ну вот. Она тебя тоже помнит. А Нанка по тебе очень тоскует. Интересно все-таки, почему ты не слышал, как он ежедневно назывался твоим именем, а меня с первого раза… Слушай, а может быть, дело в том, что он все это время жил вдали от Сердца Мира? А я назвался твоим именем тут. Может быть, близость Сердца Мира увеличивает громкость? Ну или как это назвать? Или может быть, дело в личной силе говорящего? Я все-таки немножко более могущественный колдун, чем…

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – печально признался призрак.

– Ничего, я и сам пока не понимаю, – утешил его я.

А про себя подумал: «Зато у сэра Шурфа теперь будет повод порыться в библиотеке. Повезло ему».

– А где сейчас Нанка? – спросил призрак. – Как его найти? Тебя-то я видел издалека, сам того не желая, а его почему-то нет. С поисками людей у меня тоже какие-то непонятные сложности. Никак не разберусь.

Я открыл было рот, собираясь пуститься в объяснения, но передумал. Кто их знает, этих призраков, а вдруг у них тоже бывает топографический кретинизм? Нет уж, не будем рисковать.

– Пошли вниз, – предложил я. – Я сейчас посмотрю, что творится дома, узнаю, какой сегодня день, что-нибудь съем, включу голову и сам за ним схожу. Или пошлю кого-нибудь, если пойму, что на Темный Путь мне пока лучше не становиться. В общем, доставим сюда твоего друга. Все будет хорошо.

По-моему, прекрасное предложение. Но вместо того, чтобы броситься мне на шею, призрак взмыл к потолку, стал большим и прозрачным, то есть разреженным, уж не знаю, в каких терминах следует о них говорить. Зато в курсе, что призраки обычно так себя ведут, если волнуются.

– А можно я тебя тут подожду? – наконец спросил он. – У тебя на первом этаже какие-то люди сидят, я их чую!

До меня дошло, что призрак просто стесняется. Обзывать спящего незнакомца ничтожным осквернителем могил – запросто, а с чужими людьми лишний раз здороваться – это давайте без меня. Мальчишка есть мальчишка, что с него взять.

– Как хочешь, – сказал я. – Но вообще-то у меня живут две собаки. Одна очень большая, а вторая говорящая.

– Как это – говорящая? Говорящих собак не бывает!

– У меня бывают. Но если не хочешь с ним познакомиться, сиди здесь.

Благодаря этому нехитрому тактическому приему, в гостиную я спустился в обществе призрака. И произвел фурор.

Ну, то есть будем честны, фурор я произвел бы в любом случае, просто самим фактом своего появления. Но все-таки призрак привнес в это событие некоторый дополнительный шик. Что неплохо, потому что я и сам застыл на пороге, открыв рот.

И у меня были на то серьезные причины.

В моей гостиной происходило нечто совершенно невозможное. Там сидели Джуффин и Шурф и играли в «Крак». А так не бывает, я точно знаю. В смысле, они никогда не садятся играть друг с другом. Шурф даже как-то объяснял мне почему.

Штука в том, что в «Крак» мой друг играет довольно плохо. Не то чтобы совсем ужасно, но любой профессиональный игрок легко оставит его без гроша – как, кстати, однажды случилось в Кеттари[46]. А ведь его противники, как показала дальнейшая практика, в подметки не годились даже везучему, но неопытному мне.

Думаю, карты – это единственное занятие в Мире, которое не дается сэру Шурфу Лонли-Локли. И никогда не дастся – как мне пение, например. Что обидно, потому что он очень любит играть в «Крак». Но связываться с таким мастером как Джуффин ему не позволяет чувство собственного достоинства. Постоянно проигрывать и так-то неприятно, а шеф Тайного сыска выходит из себя от слабой игры и совершенно не щадит самолюбие соперников. Поэтому их встреча за картами – один из самых эффективных способов быстренько довести Соединенное Королевство до гражданской войны, которой они намедни запугивали чиновников Канцелярии Скорой Расправы.

Ну, то есть так было до сих пор. Но сейчас игра шла совершенно мирно. И оба игрока выглядели вполне довольными. По крайней мере, стали так выглядеть после того, как увидели меня.

Шурф укоризненно сказал:

– Ты все-таки непростительно долго спал. По твоей милости я уже проиграл тридцать корон. И, боюсь, сейчас за ними последует тридцать первая, потому что партию на середине не бросают.

Я так и не придумал, что ему ответить. Потому что в этот момент увидел, что с дивана на меня с нежностью взирают сразу восемь пар голубых глаз. И с еще большей нежностью сверкают клыки, анатомически неуместные на черной мохнатой голове гигантского паука. В смысле, арварохского хуба. Меламори молодец. Сюрприз удался.

Но чего я ей никогда не скажу, так это что сюрприз удался вовсе не благодаря ее усилиям. Удивляться тому, что Меламори в очередной раз превратилась в эту пакость, было бы, мягко говоря, странно. Ясно же, что теперь она будет проделывать это при всяком удобном и неудобном случае. Особенно при неудобном!

Сюрприз состоял в том, что на диване рядом с чудовищным хубом сидел Малдо Йоз. В шляпе, разумеется, куда же без нее. И был при этом не связан по рукам и ногам, не обездвижен каким-нибудь хитроумным заклинанием и даже не в обмороке. А напротив, приветливо улыбался, причем не мне, а чудовищу. То есть Меламори.

– Ого, вы уже настолько подружились? – удивился я.

– Леди Меламори обещала вспомнить для меня Арварох! – сказал Малдо, и глаза его засияли как фонари. – Торжественный ужин у Завоевателя Тойлы Лиомурика или охоту на птицу Кульох, на мой выбор, представляешь?

А. Ну если у Малдо появился шанс устроить у себя во дворце Арварохский павильон, какая разница, сколько ног и клыков у его добровольной помощницы, вот уж действительно.

– Они все из-за тебя с ума сходили, – заметил Дримарондо, неохотно оторвавшись от очередной толстой книги с совершенно невоспроизводимым названием из пятнадцати слов. – Не знали, чем себя занять. Хотя лично я не понимаю, что такого ужасного в том, что человек долго спит?

– Собака! – восхищенно просвистел у меня над ухом призрак. – Собака разговаривает! Правда! Ты не наврал! И еще книжку читает!

Дримарондо открыл было пасть, чтобы поставить его на место, но в этот момент призрак взмыл к потолку и завопил:

– Ура!

И еще с полсотни раз повторил это утверждение. Слушать его вопли было невыносимо, но мы терпели. Потому что по существу нам было нечем ему возразить.