Что касается великого князя Константина Николаевича, то он в какой-то степени повторил судьбу своего младшего брата. У него также не сложилась вторая половина его семейной жизни. У него также была вторая, неофициальная семья и незаконнорожденные дети. Летом 1899 г. Константин Николаевич перенес инсульт, после которого находился в очень тяжелом состоянии. У него отнялась левая сторона тела, и он потерял речь. О нем 29 октября 1899 г. записала в дневнике А. В. Богданович: «Вел. кн. Константин тоже живет идиотом: физически он поправляется, но языка нет, хотя есть у него память. Доктор Муринов говорил Доброславину, что, когда он ездит в коляске и при нем ошибутся названием улицы в Павловске, он начинает мычать и сердиться. Характер у него нетерпеливый, окружающим его с ним тяжело. Он смотрит на предмет и показывает, чтобы его ему подали. Бросаются ему его принести – он сердится, что не то, показывает налево, на другой предмет. Подают – опять не то. И это продолжается по нескольку часов и несколько раз в день. Плохо кончают свое земное поприще братья покойного царя».[1797]

Последние месяцы великий князь прожил в Павловске, куда несколько раз приезжал Александр III со своей супругой Марией Федоровной. Один из таких визитов состоялся в уже упомянутом 1889 г. Александр III рассказал о своих впечатлениях своему сыну, будущему Николаю II: «Поехали в Павловск к тете Санни, и к нашему удивлению, дядя Костя пожелал нас видеть. Мы нашли его мало переменившимся. Он очень, по-видимому, обрадовался нас видеть, несколько раз обнимал и принимался плакать, а когда мы прощались, он вдруг вскочил и непременно хотел проводить нас до дверей. Говорить он ничего не может, правая рука и нога совершенно без движения, и вообще он делает страшно тяжелое впечатление».

В начале 1890 г. Константин Николаевич перенес еще два инсульта, которые усугубили его состояние. Великий князь Константин Николаевич умер в Павловске 13 января 1892 г.

Изучая вопрос об истерии императрицы, нужно помнить, что профессиональная терминология с начала XX в. серьезно поменялась. Также следует иметь в виду, что эта глубоко личная проблема была активно растиражирована усилиями «креативной» либеральной интеллигенции образца 1917 г. К этому времени либеральной оппозиции вполне успешно удалось сформировать в общественном сознании устойчивый образ императрицы-истерички, страдавшей наследственным «тяжелым психозом». Эту линию продолжили большевистские историки, один из которых писал: «За Царскосельским дворцом начинался уже прямо сумасшедший дом, клиника для больных». Объективных данных в этой деликатной сфере очень немного, но мемуарных упоминаний дилетантов масса. Характер у императрицы был, действительно, что называется, сложный…

Первым звонком в этой деликатной сфере стали бесконечные изнуряющие головные боли, которые беспокоили Александру Федоровну на протяжении многих лет. Николай II поначалу супружеской жизни без конца упоминал о них в дневниковых записях. Потом это стало привычным фоном семейного быта.[1799]

Следует подчеркнуть, что в дневниках Николая II нет и следа семейных размолвок. О том, что они случались, можно судить только по крайне эмоциональным вставкам, которые Александра Федоровна вписывала в дневник императора. Например, перед Пасхой 1 марта 1902 г. она записала (по-английски): «Мой милый, любимый! Прости свою женушку за любое опрометчивое или недоброе слово, которое она могла сказать тебе. Ты же ведь знаешь, что на самом деле твоя женушка никогда по злому умыслу не сделает больно своему дорогому. Мой ужасный характер вынуждает меня иногда говорить вещи, которые на самом деле я не разделяю. Помоги мне исправиться, мой дорогой мальчик, стать более достойной безграничной любви Господа. Я не могу выразить словами, с какой радостью и с какой благодарностью я иду к святому причастию с тех пор, как у нас появился наш новый „друг“,[1800] и после всего того, что было сделано для меня. Мой дорогой, если бы мы не поженились, то я никогда не изведала бы такого полного счастья и не почувствовала бы такого попечения Божьего. Господь благословит, защитит тебя, мой ангел, и поможет тебе во всех испытаниях этой жизни. Целую тебя, любовь моя».[1801]

Тяжело сказалось на душевном состоянии императрицы рождение подряд четырех дочерей. Даже друг семьи императора Николая II, великий князь Александр Михайлович, писал об «остром нервном расстройстве», а министр финансов С. Ю. Витте называл Александру Федоровну в мемуарах «ненормальной истеричной особой». А. В. Богданович записала в дневнике мнение камердинера Николая II Н. А. Радцига, который имел возможность не один год наблюдать жизнь императорской четы: «По словам Радцига, царица совсем не так уж больна, как представляет себя больной. Она психически больная, но здраво умеет рассуждать. Лежит, например, еле жива, вдруг соскочит с постели, как ни в чем не бывало, а затем опять завалится на постель» (8 декабря 1910 г.).[1802]

Видимо, следствием этих проблем стала поездка императорской семьи в 1910 г. на бальнеологический курорт Наугейм в Германии. Недолюбливавший императрицу С. Ю. Витте упоминал в своих мемуарах, что поездка вызвана проблемами «нервно-психического» характера. Курс лечения, по словам Витте, был связан с приемом лечебных ванн. По его сведениям императрица «большею частью ванны эти брала в самом замке.[1803] Вообще лечение ее шло, как мне говорили франкфуртские профессора и знаменитости, недостаточно рационально, и именно по этой причине Наугейм не принес ее величеству надлежащей пользы».[1804] Любопытно, что Николай II ни словом не обмолвился в дневнике о характере лечения свой супруги, поскольку писал исключительно о своем времяпровождении, которое также имело медицинскую составляющую.[1805]