С чавкающим звуком тяжелые стрелы из длинных луков пробивали металлическую броню, смертельно раненные боглины верещали и наползали друг на друга в попытке добраться до ступеней, ведущих в башню. Они заполнили пространство от самого низа и до верха лестницы, выходившей на куртину, и хлынули в открытый дверной проем. Джеральд Рэндом попытался удержать дверь.

— Сигнал из крепости! — крикнул Ник, торговец тканями. — Они идут!

Рэндом стиснул зубы и захлопнул забрало.

Башня осыпала врагов стрелами, но внизу через огромную брешь во двор вливались неисчислимые полчища монстров, которые огрызались ответными залпами.

На сей раз противник решил бросить в бой здоровенных ирков, а не тех стройных небольших существ, с которыми Рэндом до сих пор сталкивался. Эти были размером со взрослого человека, одетые в кольчуги, вооруженные длинными мечами и щитами. А с ними явилось еще больше боглинов с белой, лунного цвета кожей, в стальной броне и с изогнутыми копьями. И вся эта орда наступала прямо на него.

По обе стороны от него орудовали копьями деревенские парни. Иногда кто–то промахивался и попадал ему по руке, один раз его даже укололи в ягодицу, и все же он был их щитом, а они — его оружием, девятифутовые копья пробивали закованных в броню тварей, а Рэндом разрубал их на части. Так они удерживали позицию у дверей, наконечники копий собирали кровавый урожай.

Вот только численность противника во внутреннем дворе продолжала расти.

Лишь дружный залп из всех доступных орудий, обрушивший на чудовищ град из камней размером с кулак, двадцатифунтовых обломков скал и арбалетных болтов длиной в два фута и весом в столько же фунтов прерывал череду вражеских подкреплений.

Из крепости выехал летучий отряд. На полном скаку всадники спустились по горному хребту в полутьме они казались неким размытым пятном. Затем они резко остановились, чтобы перестроиться в клин. На это ушло немало времени, которое сейчас как никогда раньше было на вес золота. Люди и лошади сильно растянулись: кто–то заметно отстал, кто–то проскочил точку сбора, и ему пришлось возвращаться назад; сто ударов сердца ушли впустую, прежде чем построение было завершено.

Шип следил за продвижением летучего отряда. Он видел, как всадники неслись вниз по хребту, и чувствовал вкус окружавшей их ворожбы.

Чародей подал сигнал сидевшим в засаде войскам и обрушил на летучий отряд мощное заклинание, на подготовку которого у него ушел весь день. Высвобожденная сила ядовито–зеленого цвета рванулась вперед, слилась воедино…

У Шипа перехватило дыхание.

Это был не летучий отряд. Всего лишь иллюзия. Призрак.

Падший маг взревел от ярости и негодования, но было слишком поздно. Тщательно подготовленное заклинание всей своей мощью обрушилось на землю.

— Раньше он определенно был хитрее, — промолвил Гармодий, глядя на капитана, сидевшего верхом на одолженном боевом коне, и ухмыльнулся, словно мальчишка. — Земли Диких лишили его былого воображения.

Извержение силы врага громом прогремело в ушах, от нестерпимо яркого света у Красного Рыцаря еще долго рябило в глазах.

— Он сумеет сотворить такое вновь? — спросил он.

— Вполне возможно, — признал Гармодий. — Правда, лично я в этом сомневаюсь.

Капитан и ехавшая рядом Изюминка переглянулись. Том остался в дозоре. Гигант был не в духе из–за того, что ему не довелось отправиться на вылазку.

— Никакого геройства, — крикнул отряду капитан. — Едем прямиком через равнину до Замка, затем вдоль стен. Любую тварь, путающуюся под ногами, убивайте на месте.

Питер только закончил готовить завтрак, как к его костру подошли два боглина. В каждой руке они держали по два кролика, с которых уже сняли шкуры, — итого получилось восемь. А еще они притащили тушу освежеванного крупного животного, насаженную на жердь.

— Пригхотофишь нам? — спросил более крупный боглин.

В ужасе бывший раб распознал в более крупном животном человека — женщину, обезглавленную, без кожи, выпотрошенную. Одним словом, подготовленную.

— Пригхотофишь? — снова спросил монстр.

Набрав в грудь побольше воздуха, Питер указал на женщину и помотал головой:

— Я не буду готовить человека.

Дерево в костре почти прогорело, друзья Питера были сыты, поэтому он протянул более крупному боглину остатки кабачкового супа с беличьим мясом, приправленным орегано, и сказал:

— Вот, ешь.

Монстр посмотрел на товарища, они на секунду соприкоснулись головами, и в воздухе запахло чем–то резким, терпким.

Боглин поменьше разинул рот, влил в себя половину угощения и передал небольшой медный горшок собрату, тут же проглотившему остатки.

Питер не стал на это смотреть.

К ним подошел Ота Кван:

— А разве вы двое сейчас не должны быть среди атакующих?

Оба чудовища застыли, как могут застыть только животные. Казалось, они не услышали вопрос.

— Пригхотофишь? — повторил свою просьбу крупный боглин.

— Я… приготовлю… вам… кроликов, — медленно проговорил Питер.

— Хршшо, — проскрежетал боглин. — Иду убиффать. Фернуссь ессть.

Монстр издал звук, напоминающий чириканье, его менее рослый товарищ присоединился к нему, и они вприпрыжку скрылись в сгущавшихся сумерках.

Ота Кван посмотрел на Питера:

— Эй, приятель, а ты, часом, силой не обладаешь?

Бывший раб покачал головой.

— Из всех сэссагов с Дикими могут разговаривать разве что шаманы, — пояснил новоиспеченный вождь. — Хотел бы я, чтоб меня сопровождали боглины. Если попросятся к нам, соглашусь.

Питер нервно сглотнул:

— Хочешь, чтобы они разгуливали по нашему лагерю?

Ота Кван состроил притворно злобную гримасу.

— Боглины приносят удачу, ты разве не знал?

— А где они обитают? — спросил Питер. — Я увидел их впервые, лишь когда пришел в эти места.

Ота Кван присел рядом с выпотрошенным трупом, словно не замечая его, или ему просто было все равно.

— Сам не знаю, но слышал, что говорят другие. Поговаривают, будто они живут большими колониями, как термиты, где–то на западе, в глубине земель Диких. Все тамошние обитатели боятся боглинов. Великие силы тех земель разводят их, подчиняют целые колонии себе и отправляют на верную смерть. — Ота Кван тяжело вздохнул. — Еще слышал, будто они были искусственно созданы какой–то могучей силой для участия в древней войне.

— В общем, ты пытаешься пересказать то, чего и сам не знаешь, — сказал Питер.