было известно, отношение лорда Ловата ко всему английскому было отнюдь не ободряющим.

— Английская, французская, голландская, немецкая — какая разница? Старый Лис все равно съест за завтраком его печень, а не вашу.

— Что ты хочешь сказать?

Я уставилась на сурового маленького шотландца — в блузе, под грудой спадающих с него пледов он был похож на один из своих тюков. Каждая деталь одежды Мурты, даже если она была новой и хорошо сшитой, тут же приобретала такой вид, словно ее вытащили из кучи тряпья.

— В каких отношениях Джейми со своим дедом?

Я поймала косой взгляд маленьких, цепких глаз, затем голова Мурты повернулась в сторону Бофортского замка. Он пожал плечами.

— Ни в каких. Во всяком случае, до сегодняшнего дня. Парень ни разу в жизни не разговаривал со своим дедом.

— Но откуда ты так много знаешь о нем, если никогда с ним не встречался?

Только теперь я начала понимать, почему Джейми с такой неохотой согласился обратиться за помощью к своему деду. Воссоединившись с Джейми и его лошадью — последняя была довольно сдержанна, а первый раздражен до крайности, — Мурта задумчиво посмотрел на него и предложил: он с вьючной лошадью поскачет в Бофорт, а мы с Джейми насладимся ланчем у обочины дороги.

Восстановив свои силы элем и овсяными лепешками, Джейми рассказал мне наконец, что его дедушка, лорд Ловат, не одобрил выбора сына — ему не понравилась невеста — и потому не счел для себя возможным ни благословить их союз, ни поддерживать отношения с сыном или его детьми. Так было со дня свадьбы Брайена Фрэзера и Элен Маккензи, более тридцати лет назад.

— Хотя я о нем изрядно наслышан, — сказал Джейми, дожевывая кусок сыра. — Как ты понимаешь, человек такого типа производит впечатление на людей.

— Конечно. Престарелый Туллибардин, один из парижских якобитов, преподнес мне немало непроверенных фактов относительно главы клана Фрэзеров, и я думаю, что Брайен Фрэзер, по-видимому, не жаловался на отсутствие отцовского невнимания.

Джейми кивнул.

— О да. Я не помню, чтобы отец много говорил о нем, но относился к нему с уважением. Просто он редко упоминал о своем отце.

Джейми потер шею, где уже начала обозначаться красная припухлость от укуса слепня.

Погода стояла на редкость теплая. Джейми расстелил плед и усадил меня. Визит к главе клана Фрэзеров ни к чему не обязывал, и Джейми надел новый килт военного покроя, а на плечи набросил плед из отдельного куска ткани. Он не так хорошо защищал от непогоды, как старый с поясом, но в случае необходимости его можно было легко накинуть на плечи.

— Я иногда думаю, — задумчиво произнес Джейми, — не был ли мой отец именно таким из-за того, что старый Саймон так обошелся с ним. Тогда я этого не понимал, конечно, и считал, что не так уж необычно для мужчины проявлять свои чувства к сыновьям.

— Ты слишком много об этом думал.

Я снова протянула ему фляжку эля, и он принял ее с улыбкой куда более теплой, чем хилое осеннее солнце.

— Ты права. Но веришь ли, иногда я задумываюсь над тем, каким отцом я буду сам, и, оглядываясь назад, не вижу лучшего примера, чем мой отец. Из того немногого, что он, а иногда и Мурта рассказывали мне, я понял: его собственный отец был совершенно другим, поэтому мой решил все сделать по-иному, раз уж ему представился такой случай.

Я вздохнула и откусила кусочек сыра.

— Джейми, — начала я, — ты действительно думаешь, что когда-нибудь мы…

— Обязательно, — с уверенностью произнес он, не дав мне договорить, склонился ко мне и поцеловал в лоб. — Я знаю это, англичаночка, и ты тоже знаешь. Ты рождена, чтобы быть матерью, и я не собираюсь позволить кому-нибудь еще стать отцом твоих детей.

— Очень хорошо, — сказала я. — Меня это тоже устраивает.

Он засмеялся и, приподняв мой подбородок, поцеловал в губы. Я поцеловала его в ответ и смахнула крошки хлеба, приставшие к щетине вокруг его рта.

— Ты не думаешь, что тебе следует побриться? — спросила я. — В честь твоей первой встречи с дедушкой?

— О, однажды я уже его видел, — небрежно бросил он. — И он видел меня. Ну а что касается моего внешнего вида, пусть принимает меня таким, какой я есть, или будь он проклят.

— Но Мурта говорит, что вы с ним никогда не встречались!

— Ммфм…

Джейми стряхнул с рубашки остатки крошек и слегка нахмурился, размышляя, стоит ли мне рассказывать. Наконец он пожал плечами и улегся в тени огромного куста, положив руки под голову и устремив взгляд в небо.

— Действительно, как ты сказала, мы никогда не встречались. Хотя это не совсем так. Дело в том, что…

В возрасте семнадцати лет молодой Джейми Фрэзер отправился морем во Францию, чтобы продолжить свое образование в Парижском университете и узнать те вещи, которым нельзя научиться по книгам.

— Я отплывал из порта Бьюли, — начал он, кивая на следующую вершину, где узкая серая полоса означала кромку залива Мори-Ферт. — Можно было бы отправиться и из другого порта, например из Инвернесса, но отец купил мне именно этот билет. Он поехал со мной, чтобы проводить, как говорится, в большой мир.

Брайен Фрэзер редко покидал Лаллиброх после женитьбы и, пока они ехали верхом, с удовольствием показывал сыну места, где он охотился и путешествовал, когда был мальчиком и молодым человеком.

— Но когда мы приблизились к Бофорту, он замолчал. Во время этой поездки он ничего не говорил о дедушке.

Я тоже не упоминал о нем. Но чувствовалось, что отец неспроста отправляет меня именно отсюда.

Стая мелких воробьев, копошившихся в низком кустарнике, осторожно приблизилась к нам, готовая подняться и тут же улететь при малейших признаках опасности. Джейми собрал остатки хлеба и бросил их точно в середину стаи. Воробьи взметнулись и шрапнелью рассыпались в воздухе.

— Они вернутся, — произнес Джейми, кивнув в сторону разлетевшихся птиц.

Он положил руку на лицо, будто защищаясь от солнца, и продолжил свой рассказ.

— На дороге, ведущей к замку, послышался звук лошадиных копыт. Мы обернулись и увидели небольшую кавалькаду: шесть всадников и карету. Один из всадников держал знамя Ловата, и я понял, что с ними был мой дедушка. Я быстро взглянул на отца, стараясь угадать, как он собирается поступить. Но он только улыбнулся, быстро сжал мое плечо и сказал: «Пошли на борт, сынок». Спускаясь к берегу, я чувствовал на себе взгляд своего деда. По моим волосам и моему росту он, несомненно, угадал во мне Маккензи. И я порадовался, что надел свою лучшую одежду и не выглядел каким-нибудь побирушкой. Я не оглядывался