эти вершины, надо было быстренько занять, так как с них отлично просматривались все ущелья и долины. А там душманы могли размещать установки (или устанавливать специальные площадки) для реактивных снарядов, которыми они обстреливали Кабул. Эти же ущелья давали хорошую возможность скрытно подойти к городу. На одной из таких застав я побывал вместе с командиром 103-й воздушно-десантной дивизии полковником Бочаровым (это была его застава). Надо отметить, что Бочаров в афганских событиях проявил себя весьма положительно. И хотя ему в Афганистане не довелось пробыть два обязательных года, поскольку дивизию вывели раньше, он внес значительно больший вклад, чем его предшественники. Конечно, он приехал, так сказать, на готовенькое – дивизия была устроена, все системы отлажены, порядок ведения боевых действий отработан. Но то, что это был весьма деятельный, инициативный и самостоятельный командир – не вызывало сомнений. До сих пор сожалею, что не настоял на присвоении ему звания генерала. У кадровиков был аргумент: «Мало пробыл в должности». Но ведь война! А во-вторых, не за время, просиженное в должности, должно даваться звание, а за результаты. Как, кстати, и награды. Кадровики, и особенно отдел ЦК КПСС, регулировали: «Рано повышать, только недавно звание получил». Начинаешь доказывать, что офицер заслужил, а в ответ: «Нет, нет! Подождет». Естественно, такая нивелировка отличившихся с посредственными службистами наносила ущерб. На мой взгляд, надо было не только своевременно отмечать отличившихся, но и давать с орденом денежное вознаграждение, как это делали немцы, и не только немцы. У нас же их ставили в общую очередь – «вот пройдет пять лет, тогда и рассмотрим…».

И верно поговаривали офицеры: «В последние годы лозунг Сталина „Кадры решают всё!“ претерпел коренные качественные изменения. А именно: „Не кадры решают всё, а в кадрах решают всё!“» А теперь уже и другая формула: «Кадры сказали – всё!» Наше Главное управление кадров делало только так, как ему предписывал Административный отдел ЦК КПСС.

В тот раз, перед поездкой на заставу, мы с полковником Бочаровым связались с заставой по радио – слышимость была превосходной. Сообщили, что вылетаем к ним. Вертолет, пролетев минут 12–15, сделал один, затем второй круг над этой заставой и осторожно начал опускаться одним колесом шасси на кромку площадки, которая была приблизительно 1,5 на 4 метра. Когда колесо коснулось камня, мы выпрыгнули. Нас было трое. Вертолет тут же улетел и должен был вернуться за нами в назначенное время.

К нам подошел капитан – начальник заставы. Представился, поздоровались. Я попросил пока обстановку не докладывать – надо было осмотреться, адаптироваться. Когда вертолет улетел, а мы остались на этом пятачке, я мысленно поставил себя в положение воинов этой заставы, и меня охватило странное чувство обреченности. Видимо, таковы ощущения покинутых всеми людей. Чувство обреченности усиливала окружающая нас совершенно необычная обстановка. Представьте гряду высоких, цепляющихся за облака скалистых гор. И вот на одном из ее участков в небо взметнулся пик. Он возвышался над всеми на несколько сот метров. Острие пика было как будто «срезано» и «отшлифовано» солнцем, ветрами и непогодой. Отсюда до подножия гряды было больше километра с обеих сторон. Площадка имела форму неправильного прямоугольника и была с трех сторон обнесена полутораметровой толстой стенкой из мешков с песком – их сюда навозили вертолетами. Четвертую стенку не поставили, так как подлетающий вертолет опирался одной «ногой» о площадку. От этой «большой», около шести квадратных метров, площадки отходила малая – выступ с понижением, типа ступеньки. Здесь был установлен 120-мм миномет, рядом высилась гора мин к нему. Здесь же устроили и укрытие от непогоды. На основной площадке, в двух ее противоположных концах, установили крупнокалиберные пулеметы ДШК. От малой площадки вниз под углом 45–50 градусов шла «тропа». Правда, «тропа» – это громко сказано, фактически же это были всего лишь вырубленные в гранитной скале ступеньки, по обе стороны которых был протянут добротный канат вместо перил. В конце тропы находилась еще одна площадка – приблизительно такой же величины, как и верхняя. Здесь стоял крупнокалиберный пулемет. Здесь же был сосредоточен и весь быт небольшого, всего 12 человек, гарнизона: место для отдыха, кухня, умывальник и т. д. Эту площадку они освоили уже по своей инициативе, поскольку на «пятачке» была жуткая теснотища. Вот и сейчас, когда нас прилетело трое, да четверо уже были на основной площадке, здесь было не развернуться. Поэтому, представившись нам, трое из четырех «аборигенов» отошли к миномету, а мы устроились на снарядных ящиках, которые на большинстве застав являются главной составляющей «мебели»: они были и стульями, и столами, и лежаками для сна, и сундуками. После того как мы осмотрели местность и сориентировались, капитан обстоятельно доложил нам о боевой работе заставы. А она была «кладом» для нас и «костью в горле» для мятежников, поскольку застава полностью контролировала одно из важнейших направлений и подступов к Кабулу. Учитывая, что дальность полета реактивных снарядов, которыми банды обстреливали столицу, была около 20 километров (от 15 до 24 – в зависимости от вида), а застава стояла в 15 километрах от Кабула, то у противника оставалось всего 5–9 километров. Но и это расстояние застава полностью просматривала, простреливала или же вызывала огонь артиллерии, которая закреплена за этой заставой, а при необходимости – и боевые вертолеты. Все подходящие на этом направлении ущелья были засыпаны противопехотными минами (так называемыми «лепестками»), которые в ночное время расчистить фактически было невозможно, в дневное же время любая появившаяся в этом районе группа обстреливалась жесточайшим образом. Словом, это направление было закрыто от обстрелов столицы почти на сто процентов. И таких застав было много. Но душманы отыскивали любые пути и всячески изощрялись, чтобы не дать населению города жить спокойно. Они не только находили площадки для запуска реактивных снарядов (по 20–40— 60 и более штук в залпе), но и умудрялись «проталкивать» их в город. И хотя такие случаи были единичными, но они производили эффект. Так, например, произошло, когда на учебном центре (на восточной окраине Кабула) собралось руководство страны, Вооруженных сил ДРА (МО, МВД и МГБ), руководство советнического аппарата и всех советских представительств в Афганистане. Проводились показные занятия, как вдруг засвистели реактивные снаряды и начались взрывы на территории учебного центра. Занятия были прекращены на два часа. Все были приглашены в зал учебного корпуса, где должна была проходить научно-практическая конференция по проблемам укрепления безопасности республики. Конечно, органы МГБ и МВД должны были обеспечить и гарантировать безопасность. Хорошо, что в итоге этого, по сути, террористического акта никто не пострадал. Но то, что