Никто точно не знал, кого к какой категории причислять?

Как определить, кто кулак? Как отличить от них середняков? Несчастные зажиточные крестьяне оказались в полной зависимости от ГПУ, партийных властей и главное — от злобной деревенской бедноты. Состоятельные крестьяне сами отдавали имущество в колхоз, умоляли не объявлять их кулаками. Но ленивая, пьяная крестьянская голытьба мстила: новые повелители были неумолимы.

«Раскулачивание идет при активном участии бедноты… Беднота большими группами ходит вместе с комиссиями и отбирает скот и имущество. По ночам по своей инициативе сторожит на дорогах при выезде из селений с целью задержания убегающих кулаков», — с удовлетворением писал в «Правде» И. Варейкис, член ЦК и молотовской комиссии.

По всей стране под вопли и слезы женщин сажали на подводы несчастных, и под надзором ГПУ двигались подводы прочь из деревни. Люди оглядывались на пустые дома, где жили из века в век их семьи. В пустых дворах выли собаки…

В секретных фондах хранились бесчисленные жестокие телеграммы. В северный край комиссия Молотова выселила 50 000 кулацких семейств. Крайком партии заявил, что он готов принять только 20 000: бараки (без тепла и света) были еще не готовы. Сталин отвечал: «ЦК не может согласиться с таким решением, опрокидывающим уже принятый партией план переселения».

«Новосибирск. Секретарю Сибкрайкома Эйхе. Провести все необходимые подготовительные меры для приема в середине апреля не менее 15 000 кулацких семейств. Сталин».

Во все крайкомы, обкомы Сибири летели телеграммы. И выполнялись его планы. Прямо в степь — в голодную пустоту, огражденную проволокой, разгружались вагоны с людьми. Уничтожался класс.

Успешно поработала комиссия. В нее входили новые «кремлевские бояре», поставленные уже Сталиным, — всесильные партийные вожди из провинций, секретари обкомов. И конечно, Ягода, представлявший ГПУ. Бывший глава комиссии Молотов удовлетворенно вспоминал: «Коллективизацию мы неплохо провели… Я сам лично разметил районы выселения кулаков. Выслали тысяч четыреста».

«Нанести действительно уничтожающий удар кулакам», — писал член комиссии, новый член Политбюро С. Косиор.

«Тракторные колонны роют могилу кулакам», — образно выразился Киров. Опасные слова. Если бы знал он — кому еще рылись могилы…

И Киров, и Косиор, и Варейкис — все погибнут. 19 из 21 члена комиссии скоро лягут в безвестные ямы — будут уничтожены в сталинских чистках. Но сейчас они напряженно трудились над уничтожением людей. Шли бесконечные поезда: в теплушках для скота везли крестьян. На крышах вагонов — прожектора, внутри — охрана с собаками.

Бедняки и уцелевшие середняки объединялись в колхозы. Ухоженный кулацкий скот, крепкие дома кулаков, накопленное веками крестьянское добро, деньги в сберегательных кассах — все подлежало передаче. С кровавого присвоения чужого имущества начались колхозы.

Все парторганизации лихорадочно брали повышенные обязательства — завершить поголовную коллективизацию в сжатые сроки. Естественно, провозглашался добровольный принцип поступления крестьян в колхозы (или, как шутили, добровольно-принудительный). С музыкой и песнями ГПУ загоняло туда крестьян. Местные партийные вожди знали: или стопроцентная коллективизация, или отдай партбилет. Старик Молотов вспоминал популярный тогда в народе анекдот: «Спрашивают крестьянина: „Как лечиться от вшей?“ Отвечает: „Напиши на голове „колхоз“ — и все сразу разбегутся“».

И начались восстания. Кровавый бунт с убитыми председателями колхозов и уполномоченными ГПУ полыхал на Рязанщине. Восстание было жестоко подавлено. Именно тогда в городе появилась сестра моей няни — красавица Паша. И, засыпая в своей детской кровати, я слышал: Паша в соседней комнате рассказывала моей матери, как сожгла свою избу, «чтоб не досталась проклятым».

Подавлять восстания должны были красноармейцы. Но Сталин понимал, как все это может влиять на армию, состоящую в основном из детей крестьян. Он еще не усмирил страну, он еще должен об этом думать… И тогда он публикует статью «Головокружение от успехов» о том, как «отдельные товарищи», испытав головокружение от массового и добровольного стремления людей в колхозы, переусердствовали. Эти «отдельные товарищи» подчас коллективизировали насильно. И главное — путали середняка с кулаком.

Все эти «товарищи», конечно, будут объявлены вскоре «скрытыми троцкистами, которые обдуманно вредили коллективизации». От них и пошли «перегибы в правильной линии…»

И покатилась волна судов — на этот раз над «злостными перегибщиками». Он умело поддерживал напряжение страха.

В это время Римский папа призвал к молитве за гонимых в России христиан. Но он опоздал. За день до объявленного папой всеобщего молебна, 15 марта 1930 года, Сталин публикует постановление «Об искривлении партийной линии в колхозном движении». Оказывается, это все те же «злостные перегибщики» насильственно закрыли целый ряд церквей…

И хотя священников и монахов из ссылок не возвращали, хотя к концу года оказались закрытыми 80 процентов сельских храмов — все с восторгом говорили о нескольких церквах, которые Сталин повелел вновь открыть. Он умел строить любимый российский образ: хороший царь и дурные министры.

И после его статьи по всей стране продолжали идти этапы с детьми и стариками. Поезда, набитые погибавшими от холода и жажды людьми. Дети умирали в дороге, иногда матери убивали их сами, чтоб те не мучились. До 1932 года (по заниженным данным) переселили еще 240 тысяч семей. Гигантский революционный эксперимент удался. Класс, столь ненавидимый Лениным, — зажиточное русское крестьянство, — более не существовал.

И все это сопровождалось шумными процессами. Летом 1930 года по Москве и Подмосковью ездили машины — в городе и на дачах арестовывали интеллигенцию. Ягода создавал новое дело с большим размахом. Были арестованы академики, виднейшие специалисты в области науки и техники, экономисты. Одним из главных обвиняемых стал М. Рамзин — знаменитый теплотехник, директор Московского технологического института. ГПУ объявило: раскрыта мощная организация террористов чуть ли не в 200 тысяч подпольных членов. Оказалось, в стране действовала тайная «Промышленная партия», планировавшая захват власти.

Арестованные во всем признались. Как добивались от них нужных показаний, как мучили на круглосуточных допросах, не разрешая спать, — об этом написаны тома.

Но для меня оставался главный вопрос — о степени собственного участия Сталина в процессах. Только теперь, прочитав документы, я могу утверждать: он сам руководил процессами. И как руководил! Как обстоятельно создавал этот театр ужаса! И даже диктовал роли…

«2 июля 1930 года. Сталин — Менжинскому. Только лично. Показания Рамзина интересны. Мои предложения: сделать одним из самых важных, узловых пунктов [будущих] показаний Рамзина вопрос об интервенции. И о сроках интервенции. Почему отложили интервенцию в 30-м году? Не потому ли, что Польша еще не готова? Может быть, Румыния еще не готова? Почему отложили интервенцию на 31-й год? Почему могут отложить на 32-й?»