– Поскольку вы также в составе бюро, то было бы безопасным… пока вы и Юнг остаетесь друзьями…

Теперь была очередь Зигмунда удивляться.

– Но мы всегда будем друзьями! Я считаю его своим преемником.

– Хорошо, господин профессор. Полагаю, что у меня есть все. Я напишу к завтрашнему утру, к кофе.

– Одно предостережение, Ференци, – венцы будут недовольны некоторыми из этих соображений, но ты достаточно умен, чтобы справиться с их возражениями.

Научная часть встречи прошла хорошо. Доклад Абрахама о фетишизме и доклад Адлера о психическом гермафродитизме были встречены с энтузиазмом; Юнг, Медер и Лёвенфельд также представили ценные соображения, доклад Зигмунда о будущем психоаналитической методики был встречен более спокойно, чем его рассказ о «Человеке, одержимом крысами» два года назад в Зальцбурге. Первое предложение Ференци – об образовании Международной ассоциации психоаналитиков – вызвало аплодисменты, но, когда он высказался за то, чтобы выбрать Карла Юнга пожизненным президентом, венцы зашевелились, послышался ропот недовольства. Ференци поднял руку, требуя тишины, а затем продолжил авторитетным тоном:

– Штаб–квартира Международной ассоциации психоаналитиков будет находиться в Цюрихе. Доктор Риклин согласился работать исполнительным секретарем; в этом качестве он официально зарегистрирует новые отделения, открывшиеся в Берлине, Будапеште, Лондоне, Нью–Йорке. Он будет собирать годовые взносы, наблюдать за публикациями, начнет выпускать двухмесячный бюллетень, чтобы доводить до сведения членов ассоциации новости о ее деятельности.

Такую концентрацию власти в руках швейцарцев венская группа встретила ледяным молчанием. Венцы взорвались, когда Ференци закончил замечанием:

– Все материалы, публикуемые в ежегоднике, должны вначале получить одобрение президента Карла Юнга. Только таким путем мы сможем развивать психоанализ как чистую науку.

Шесть делегатов немедленно с криками вскочили со своих мест: Штекель, Адлер, Федерн, Задгер, Виттельз, Хичман. Зигмунду казалось, что наступил ад кромешный. Сквозь шум до него доносились лишь отдельные выкрики: «Нам не нужен диктатор!», «Это чудовищная цензура!», «Настаиваем на свободных выборах!».

Затем в наступившей тишине прозвучал вопль отчаяния: «Почему ущемляют венцев в пользу Цюриха?»

Шандор Ференци, обычно обходительный и вежливый человек, отрезал:

– Потому что подход цюрихцев более научный и по форме и по содержанию. Все они психиатры с университетским образованием в отличие от венцев. Они пользуются уважением в медицинском мире. Вы же отверженные, у вас ничего нет: ни университета, ни больницы, ни даже приличной клиники!

Венцы снова вскочили, потрясая кулаками и понося Ференци. Председатель стукнул три раза молотком и, перекрывая шум, сказал:

– Заседание закрыто!

Зигмунд вышел из зала заседания расстроенный. Не говоря ни с кем, он поднялся в свой номер и закрыл за собой дверь на ключ. Чтобы успокоиться, выпил стакан холодной воды, а затем погрузился в глубокое бархатное кресло, пытаясь оценить нанесенный ущерб. Печально, что Ференци был поставлен в положение, когда ему пришлось принизить венцев в глазах всего конгресса. Гражданская война неминуема…

Он встал, зашагал по комнате. Виноват только он! Он пожаловался Ференци на венцев, сказал ему, что они задираются, что, сколачивая кланы, хватая друг друга за фалды и стремясь вырваться вперед, они создают для него неудобства. Это стало явным, когда стали нападать на Ференци за унижение венцев. Ведь именно он, Зигмунд, навел на такую мысль Шандора. Он поступил неосторожно с Ференци.

– Это я оттолкнул венцев, – сказал он вслух.

В дверь постучали. Он открыл и увидел Отто Ранка, в его лице не было ни кровинки.

– Господин профессор, думаю, что вам следует пойти в комнату Штекеля немедленно. Большинство венцев там. Они оскорблены и разгневаны и угрожают уйти с конгресса.

Ранк не преувеличивал. Более десятка разъяренных людей набились в комнату Штекеля, в том числе и его верные последователи. Они смолкли, когда вошел Зигмунд; тишина была враждебной, как в семье, которую предал отец. Адлер заговорил первым; было очевидно, что в условиях кризиса группа обратилась к нему за разъяснениями.

– Господин профессор, мы желаем знать прежде всего, что побудило Ференци сделать выпад против нас.

– Доктор Адлер, подобных критических замечаний не должно было быть. Но поскольку Ференци был моим представителем, я должен взять на себя всю вину. Извиняюсь и прошу вас забыть этот неприятный инцидент.

– Хорошо, – закричал Штекель, – но как мы можем забыть, если нами, вашими старыми сторонниками, вновь пожертвовали в пользу цюрихцев? Мы страдали вместе с вами семь с половиной трудных лет, терпели осложнения, жертвы, оскорбления. Мы были верными вам, вашей методике. Ну а цюрихцы? В течение нескольких месяцев проводили еженедельные встречи, а затем вообще их прекратили. Блейлер отказался присоединиться к нашей организации. Юнг, которого вы хотите назначить постоянным президентом, лишь наполовину фрейдист; он часто нападает на сексуальную этиологию неврозов… Зигмунд поднял руку, чтобы остановить поток слов.

– Господа, я обратился к швейцарцам, потому что мы в них крайне нуждаемся. Невозможно добиться принятия новой отрасли медицинской науки, если она не привязана к клинической школе или больнице университета. Бургхёльцли – наша единственная надежда. – Он глубоко вздохнул. – Я могу сказать, что лишь благодаря участию Юнга психоанализ избежал опасности быть привязанным к евреям. Лишь имея Юнга в качестве президента и штаб–квартиру в Цюрихе, мы сможем противостоять растущему антисемитизму, используемому нашими оппонентами в качестве оружия против нас.

Эта спокойно произнесенная речь далась ему нелегко, он все еще не мог перевести дыхание, когда смолк. Но его слова не произвели впечатления на обиженную когорту. Чувствуя, что создававшееся им в течение многих лет висит на волоске, он хрипло сказал:

– Мои враги хотели бы видеть нас голодающими, готовы отнять у меня последнюю рубашку.

Озлобление иссякло у вызывающе настроенной группы, когда она увидела, в каком отчаянии находится их профессор и каким постаревшим он выглядит. Заговорил Поль Федерн, один из близких друзей Зигмунда:

– Хорошо, профессор Фрейд, мы принимаем Цюрих как административную штаб–квартиру для Международной ассоциации. Но соглашаемся, чтобы Юнг был президентом лишь два года. В конце концов должны быть свободные, открытые выборы.

– Согласен, Федерн. Пусть будет так. Следующим выступил Хичман; он также был последовательно верным.

– Мы не потерпим цензуры над нашими публикациями. Если Юнг будет единолично контролировать материалы, направляемые в ежегодник, он сможет низвести фрейдистский психоанализ до мистицизма.

– Я никогда не хотел такого, Эдуард. Я требовал от него обеспечения всем свободы исследований. Я лишь хотел защитить нас от плохих работ, таких, как доклады Майера, которые вы осудили. Я предложу, чтобы у нас была редколлегия, состоящая из представителей от обоих городов.