В это утро Ася с Азизом, как обычно, занимались аккордеоном. Чтобы никому не мешать, сидели у окна в просторной бане. Азиз окреп, волосы отросли, он выглядел симпатичным, стройным молодым парнишкой и был очень настойчив в занятиях. Сейчас он осваивал новые гаммы, какое-то место не давалось, он, нахмурившись, строго проигрывал и проигрывал его. Ася разглядывала его, улыбалась невольно. Черные с отблеском волосы, нос с горбинкой, глаза умные и строгие к себе. Тонкие, всегда стиснутые губы. Азиз был молчалив и даже когда оживлялся, смеялся одними глазами и уголками рта. Его отец был учителем, Ася представляла, что это сам Азиз учитель. Строгий и справедливый.

Он заметил ее улыбку, перестал играть и вдруг спросил:

– А почему твой Сева никогда не играл?

– У нас не было инструмента…

Азиз был единственный, с кем она говорила о Севе. И Анна, и Валентин были внимательны, но у них были свои заботы, дети, своя непростая жизнь. Азиз же чувствовал ее горе, слушал очень внимательно, иногда рассказывал о своих. Он был очень стеснительный, но иногда вдруг брал и целовал ее руку. Он переживал ее потерю, она его.

Азиз был трепетно влюблен в свою учительницу. Тихо ревновал Колю, что он ее сын и может любить ее открыто. Он неожиданно отложил инструмент:

– У тебя с Севой нечаянно получилось – ни ты, ни он, никто не виноват! – Он замолчал надолго, поднял на нее гордый, полный тоски взгляд. – У меня только отец погиб как мужчина. На фронте. Мама, братья и дед никогда не делали ничего плохого! За что их замучили?! Нам говорили – за предательство, но в Чечне никогда не было немцев. Русские всегда врут!

Кто-то подъехал к дому, окриком остановил лошадь, та громко выдохнула и забренчала уздечкой. Ася настороженно прислушалась, Азиз словно не слышал, продолжал рассказывать:

– Солдаты окружили наше село, их было очень много, но они все равно врали, что это военные учения. Все врали! Ни один солдат не сказал, что нас увозят. Сталин так велел! Потом долго везли в Казахстан и опять врали, что скоро приедем, что накормят, что будет врач… врали, что они хоронят умерших… Они обманули меня и увезли от заболевшего деда. – Азиз заскрежетал зубами и схватил себя за горло. – Дед был уже совсем слабый, без руки…

Ася молчала.

– Я ненавидел всех русских, я хотел мстить… Потом русский меня спас. Почему так?

– Не надо мстить… не надо, на земле слишком много горя.

– Это мужское дело! – насупился Азиз. – Я за тебя тоже убить могу! Себя мне не жалко! – он не смутился своих слов, только щеки чуть потемнели.

Азиз был мужчина, Ася это видела. Он уже не первый раз так проговаривался и так краснел.

В сенях бани загремели и в низкую дверь заглянул Шульга:

– Здорово! – по чистой бане поплыли запах сивухи и вонь сырого овчинного полушубка. Пал Палыч был в настроении. – Не помешал? Выдь-ка вон, поговорить надо! – небрежно кивнул Азизу.

Ася видела, как вспыхнули глаза Азиза. Не проронив ни слова, он взял телогрейку и вышел. Этот Шульга был не просто подлец, он наслаждался, что может быть подлецом. После того как открылось, что Азиз беглый, он с ними не церемонился.

– За тобой приехал! – Шульга сел рядом с Асей, касаясь ее. – Собирайся, будешь в клубе музыку играть. Я тебе ставку выбил!

Ася попыталась отодвинуться, но он облапил ее за талию и ухватил за колено. Он давно уже приставал и пытался ее лапать, когда заставал одну.

– Со мной будешь жить, – забасил в ухо, – соскучилась по мужику! Каждую ночь будем ребятишек с тобой строгать! Чего ты?! Жрачка – любая! Жить у меня будешь!

Ася отпихнула его руки, встала, растерянная. Шульга снял овчинный полушубок, вытащил бутылку из кармана.

– Бабу свою отправил в Туруханск, опять беременная, за тобой приехал! – Он отпил из горлышка, сморщился, занюхивая кулаком. – Выпей! – потребовал и придвинулся снова.

– Пал Палыч, – Ася осторожно отводила его руки, – я вам все объяснила, зачем вы…

Он встал, загораживая ей выход.

– Вот вы у меня где! – показал кулак. – Прямо здесь могу тебя разложить, никто не вякнет! Сядь! Сядь сюда!

Ася покорно села. Он положил руку ей на колено. Она терпела, чуть отвернувшись.

– Вот так! Плетью обуха не перешибешь! Все равно увезу тебя! Довольна будешь, от меня бабы на стенку лезут! – он повернул ее лицо на себя. – А не захочешь, сдам вас всех с потрохами! По закону! Как честный советский человек! – он ухмыльнулся и снова заглянул ей в глаза: – Хоть до лета поживи! Я свою бабу специально, из-за тебя отправил… – Шульга полез к ней под платье, Ася громко ойкнула и отскочила к двери.

Мимо окна мелькнул Романов, обстучал валенки о порог и вошел.

– Здорово, Шульга! – дружелюбно протянул руку.

– Здорово! – председатель смотрел с пьяным превосходством. – Выпей, Валька, с нами!

– О! Как раз будет! – Валентин только чуть зыркнул на Асю, он был чем-то необычно возбужден, возможно, слышал, как она вскрикнула. – Ух-х! – Он хорошо отпил из бутылки. – Сохатого здорового завалил, уже разделал, помоги привезти, Пал Палыч… половину отдам!

– Ну-у?! Где же ты его?

– Да вон, сразу за протокой. На одних санях не увезу…

– Чего же ты чечена своего не возьмешь?

– Какой с него помощник?! Там мужик нужен!

Ася видела, что Валентин темнит. Никогда бы он не стал просить Шульгу. Но тот, крепко захмелевший, только улыбался. Асе подмигнул снисходительно. Мужики еще по разу приложились и допили бутылку. Вышли за ворота.

– Поехали! – скомандовал Шульга и, отвязав вожжи, завалился в свои сани.

Валентин вернулся ночью. Уставший так, что пошатывало, лицо серое и исцарапанное.

– Подрались? – испуганно спросила Анна, подавая полотенце.

Не ответил, умывался, тяжело сопя. Руки тер от лосиной крови.

– Позови Азиза и Асю.

Когда все сошлись, Валентин курил у порога, встал, все еще хмуро размышляя о чем-то:

– Не было его сегодня здесь! Николай его не видел?

– Нет, – качнула головой Ася.

Валентин кивнул, будто утверждался в каких-то своих мыслях. Потянул еще папиросу, играя желваками. Ни капли хмеля в глазах.

– Завтра поедем, отвезу тебя в зимовье, – заговорил, обращаясь к Азизу, – поживешь недели две… Искать его будут, к нам заявятся… собери все свое, чтоб ничего не осталось.

Ночью Анна не спала. Слышала, что Валя не спит. Взяла его за плечо и зашептала:

– У тебя лицо все… видно, что рукой исцарапано…

– Знаю. Отвезу Азиза на Гремячий, оттуда поеду в Туруханск, торопиться не буду, по дороге заживет. – Он помолчал. – Если придут с обыском, скажи третьего дня еще уехал.