— Крепость Ак-Кермена больше чем московский кремль?

— Понятия не имею.

— Правда, что купола Киевской Софии покрыты чистым золотом?

— Говорят. Сам не видел.

— Сколько куреней на Сечи?

— Не знаю. Много, наверно.

— Давно там был?

— Никогда.

— Вот как? А где ты родился?

— В колыбе.

— Что это?

— Пастуший домик в Карпатах… Карпаты — это горы.

— Родные заплатят за тебя выкуп?

— У меня никого нет... А для посредника я денег не припрятал.

Эти слова настолько озадачили хана, что он замолчал, задумчиво поглаживая бороду.

— Умерли? Убиты? Ты ищешь мести?

— Скорее, я умер. И мне некому мстить… Не в этом мире. А теперь, уважаемый, если ты не против, я немного вздремну. Хорошо? Что-то меня кумарит не по-детски.

— Последний вопрос. Ты много мусульман убил?

— Не считал. Две дюжины… Может, три.

— В Бога веруешь?

— Как все…

— Мусульманство примешь?

— Сказать откровенно, мне нравится, что Коран разрешает мужчине иметь несколько жен. Но с запретом на горилку, вы хватили лишку… — ответил я уже откровенно зевая. — Отмените этот пункт, и я ваш. Джаз, бакс, секс…

— Понятно.

Хан неторопливо поднялся.

— Этот гяур не лазутчик поляков или казаков. Скорее всего — он атаман разбойничьей ватаги. Пытать его бессмысленно — ничего важного он не знает. Но