– Это верно, – ответил Мартин, – да только отец Брейди – из другого теста. Приходите в воскресенье. Я, как всегда, буду сидеть на нашей скамье. Сами услышите, как наш новый священник рассказывает, что Господь защитит вашу семью только в том случае, если вы проголосуете за Партию Господа.

– Но люди же не настолько глупы, – сказала я. – Вряд ли они проглотят такую наживку.

Мартин посмотрел на меня с таким выражением, словно я так и не поняла, каков в целом расклад. В последнее время я регулярно замечала, что на меня именно так смотрят.

– Людям нужен спасательный корабль. Им нужны чудеса. Партия Господа предлагает им и то и другое. Ну, а я предлагаю торфяные брикеты и полусгоревшие бревна из ям углежогов.

– Но ведь никакого спасательного корабля не существует, а брикеты торфа не только существуют, но и добыть их вполне реально. Не сдавайтесь, Мартин. У вас всегда была репутация человека упорного и решительного. И люди, конечно же, прислушаются к голосу разума.

– Разума? – Айлин Джонс мрачно усмехнулась. – Как говорил мой старый друг доктор Грег, если бы мы могли воззвать к разуму религиозных людей, то никаких религиозных людей попросту не осталось бы. Не обижайтесь, Мартин.

– Да на что ж тут обижаться, – сказал мэр.

* * *

По Чёрч-лейн мы вышли на центральную площадь Килкрэннога. Впереди виднелся бар Фицджеральда, низенькое, какое-то ползучее строение, такое же старое, как и сама деревня. Фицджеральды все время что-то пристраивали к своему бару, и за несколько веков он существенно разросся, точнее, расползся, а недавно его еще и выкрасили белой краской. Вороны сидели на многочисленных коньках его черепичных крыш, словно предвещая что-то недоброе. Справа было дизельное депо, которое, когда я впервые сюда переехала, было самой обыкновенной заправочной станцией, и все мы заправляли там свои «Тойоты», «КИА» и «Фольксвагены», словно никакого завтра для нас не существовало. Зато теперь это завтра наступило, и заправка существовала только для кооперативной автоцистерны, которая объезжала все фермы по очереди. Слева стоял кооперативный магазин, где вскоре специальная комиссия как раз и должна была распределять коробки с пайком, а на южном конце площади находилась наша мэрия. Мэрия также служила в День Конвоя и чем-то вроде рынка. Именно туда мы и направились, и Мартин придержал дверь, помогая мне вкатить коляску. В зале было шумно, но смеха слышно почти не было – Хинкли-Пойнт даже сюда отбрасывал свою длинную тень. Мартин сказал, что постарается попозже непременно со мной увидеться, и отправился по своим делам. Айлин поискала глазами Оззи и направилась к нему: ей нужно было поговорить с ним о каких-то металлических деталях для шлюпки; а я стала осматривать прилавки, пробираясь между раскладными столиками с яблоками, грушами, медом, яйцами, марихуаной, сыром, домашним пивом, самогоном, пластмассовыми бутылками и коробками, вязаными вещами, старой одеждой, старыми книгами и тысячами других подобных вещей, которые мы когда-то в лучшем случае сдавали в благотворительные лавки или в помощь переселенцам. Когда двадцать пять лет назад я впервые переехала на полуостров Шипсхед, торговля на рынке в Западном Корке шла вовсю; местные продавали там домашнее печенье и варенье, а хиппи пытались всучить немецким и голландским туристам скульптуры ирландского «зеленого человека». Люди даже с весьма средними доходами вполне могли купить органическое средство от паразитов, крупные финики из Меджула и моцареллу из буйволиного молока. Теперь же на рынке, как когда-то в супермаркетах, можно было купить все что угодно, кроме продуктов, которые выдавались только в коробках с пайком. С нашими «усовершенствованными» детскими колясками, инвалидными креслами и старыми тележками из супермаркета, мы выглядели как толпа голодных, небритых, не пользующихся косметикой людей, торгующих всяким барахлом, – просто пародия на посетителей «Лидл» или «Теско», а ведь всего каких-то пять-шесть лет назад в этих супермаркетах товаров было полно. Да мы, собственно, и не торговали, а занимались бартером, обменом, хотя в ходу были и деньги – юани и доллары, – а также «деньги» Шипсхеда, металлические кружочки с цифрами, введенные в оборот тремя мэрами Дарраса, Охакисты и Килкрэннога. Не обходилось, разумеется, и без обмана. Мне удалось «превратить» сорок восемь куриных яиц в дешевый китайский шампунь, которым вполне можно было и стирать; а несколько мешочков с солью из водорослей и выращенные в огороде кочаны капусты я поменяла на некрашеную шерсть из Килларни – мне нужно было довязать одеяло; на желе из красной смородины – кстати сказать, стеклянные банки стоили дороже самого желе – я выменяла карандаши и пачку бумаги А4, из которой мы сшивали школьные тетрадки; записи в старых тетрадях дети уже столько раз стирали ластиком, что страницы стали почти прозрачными; и, наконец, я очень неохотно обменяла последнюю пару хороших резиновых сапог, которые пролежали в коробке лет пятнадцать, на листы прозрачного пластика, которые намеревалась, во-первых, превратить в дождевики с капюшонами для нас троих, а во-вторых, использовать их для починки парника после зимних бурь. Полиэтиленовую пленку теперь найти было трудно, но непромокаемые резиновые сапоги и вовсе были редкостью, так что, как только я заявила: «Ну что ж, тогда в другой раз» и сделала вид, что ухожу, мой потенциальный «покупатель» тут же прибавил к пластику двадцать метров акриловой веревки и связку зубных щеток. Я волновалась за зубы Рафика. В нашей диете, как и у всех вокруг, было очень мало сахара; впрочем, ни одного дантиста в Корке все равно уже не осталось.

Я поболтала с Нив Мюрнейн, женой Тома Мюрнейна, которая «продавала» перевязанные пеньковой веревкой пучки овса и белых кур-султанок: у Стабильности не хватало юаней, чтобы платить учителям, так что вместо зарплаты им высылали кое-какие продукты, которые можно было продать или обменять. Я очень надеялась найти у кого-нибудь гигиенические прокладки для Лорелеи, поскольку Стабильность больше не включала их в список «самого необходимого», но мне сказали, что прокладки давно уже не привозили, и на последнем грузовом пароходе Компании их тоже не было. Брана О’Дейли использовала лоскутки от старых простыней, которые еще приходилось стирать, потому что старых простыней тоже осталось не так уж много. Если бы меня хоть раз посетили предчувствия, я бы еще несколько лет назад сделала приличный запас тампонов. Но увы. Жаловаться на отсутствие подобных гигиенических средств было как-то неприлично и даже стыдно, если учесть, что более трех миллионов душ за пределами Кордона вообще выживали неизвестно как.

* * *

В одной из пристроек к бару Шинейд Фицджеральд подавала горячие напитки и суп, приготовленный на кухне, которая заодно давала тепло и мэрии, а потому имела достаточные запасы топлива. Я тащилась мимо со своей коляской, и Пэт Джо, механик из Кооперации, с громадными, перепачканными маслом ручищами, тут же вскочил и принес мне стул; пожалуй, и впрямь пора было присесть и отдохнуть. Путь от Дунен-коттеджа до ярмарочной площади с каждой пятницей казался мне все более долгим и трудным, а боль в боку с каждым днем становилась все ощутимей. Мне давно следовало бы посоветоваться с доктором Кумар, но, с другой стороны, чем она сможет помочь, если это действительно просыпается мой рак? Теперь не существовало ни сканирования, ни УЗИ, и нигде не достанешь ни лекарств, ни хотя бы простого обезболивающего. Рядом за столиком сидели Молли Куган, которая раньше была известным программистом, а теперь выращивала яблоки в оранжереях под холмом Ардахилл, и ее муж Шеймас. Поскольку меня в Корке всегда считали «англичанкой», мне, естественно, тут же задали вопрос, не знаю ли я чего насчет Хинкли-Пойнт, но я, к сожалению, ничем не могла удовлетворить их любопытство.