Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты должна помочь мне… Отражения нужно срочно уравновесить… — еле слышно пробормотала Лили, пятясь к уцелевшему зеркалу.
— Хорошая? Хорошая?! Ты скармливала людей сказкам. Коверкала человеческие жизни. И это, по-твоему, хорошо? — спросила матушка. — Может, ты еще посмеешь утверждать, будто не получала от этого наслаждение? Да стань я плохой, как ты, я была бы стократ хуже. Такой плохой, что тебе даже и не снилось.
Она замахнулась.
…Трещина вернулась к точке, откуда начала свое движение, она вела за собой спасающиеся бегством отражения всех остальных зеркал…
Глаза матушки расширились.
Зеркало за спиной Лили Ветровоск вдруг пошло трещинами.
А виднеющееся в зеркале отражение Лили Ветровоск вдруг повернулось, блаженно улыбнулось, и руки, появившиеся из зеркальной рамы, заключили Лили Ветровоск в свои объятия.
— Лили!
Все зеркала лопнули, взрываясь тысячами мельчайших осколков, и на мгновение верхушку башни окутало облако волшебно сверкающей пыли.
Нянюшка Ягг и Маграт вылетели на крышу, будто ангелы мщения, наконец выпущенные на свободу после длительной проверки небесным контролем качества.
И вдруг остановились.
Там, где еще недавно змеился зеркальный лабиринт, теперь зияли пустые рамы. Весь пол был усыпан осколками стекла, а посреди всей этой разрухи лежала фигура в белом платье.
Нянюшка отстранила Маграт и опасливо двинулась вперед. Подойдя поближе, она потыкала лежащую женщину носком сапога.
— Давай сбросим ее вниз, — предложила Маграт.
— Давай, — согласилась нянюшка. — Только сбрасывать будешь ты.
Маграт заколебалась.
— Вообще-то, — наконец сказала она, — когда я предложила сбросить ее с башни, я не имела в виду, что собираюсь сделать это лично. Я имела в виду, что если еще осталась в мире хоть какая-то справедливость, то эту женщину стоило бы…
— В таком случае на твоем месте, я бы лучше помолчала, — перебила ее нянюшка, осторожно становясь коленями на острые осколки. — Ну да, точно. Это Эсме Ветровоск. Ее лицо я ни с одним другим не перепутаю. Сними-ка нижнюю рубашку.
— Зачем?
— Девочка, да ты взгляни на ее руки!
Маграт пригляделась и в испуге зажала рот ладонями.
— Что же она такое делала?
— Судя по всему, пыталась просунуть руки сквозь стекло, — ответила нянюшка. — Давай-ка, снимай и порви ее на узкие полоски, а потом сбегай, найди госпожу Гоголь и спроси, нет ли у нее каких-нибудь мазей и не может ли она нам помочь. А еще передай ей, что если она нам не поможет, то чтобы к утру даже духу ее здесь не было. — Нянюшка взяла матушку Ветровоск за запястье. — Признаю, Лили Ветровоск действительно способна была стереть нас в порошок, но вот госпожу Гоголь, коли дойдет до дела, я потреплю так, что мало ей не покажется.
Сняв свою патентованную неуничтожимую шляпу, нянюшка принялась шарить внутри. Наконец на свет божий появилась бархотка, которую нянюшка быстро развернула. Внутри оказались несколько иголок и катушка ниток.
Она облизнула кончик нитки, подняла иголку повыше, держа ее на фоне луны, и сощурила один глаз.
— Ох, Эсме, Эсме, — со вздохом промолвила она, приступая к наложению швов, — тяжело же тебе далась эта победа…
Лили Ветровоск оглядела многослойный серебристый мир.
— Где я?
— ВНУТРИ ЗЕРКАЛА.
— Я мертва?
— ОТВЕТ НА ЭТОТ ВОПРОС, — сказал Смерть, — НАХОДИТСЯ ГДЕ-ТО МЕЖДУ «НЕТ» И «ДА».
Лили обернулась, и миллиард фигур обернулся вместе с ней.
— Когда же я смогу выбраться отсюда?
— КОГДА НАЙДЕШЬ ТУ, ЧТО РЕАЛЬНА.
Лили Ветровоск помчалась мимо бесконечных отражений.
Хороший повар утром приходит на кухню первым, а вечером уходит домой последним.
Тетушка Приятка затушила огонь. Потом быстро проверила столовое серебро и пересчитала супницы. И вдруг…
Она почувствовала, что на нее кто-то смотрит.
В дверях стоял кот. Большой и серый. Один глаз горел зловещим желтовато-зеленым пламенем, другой же был жемчужно-белым. То, что осталось от его ушей, больше походило на края почтовой марки. Тем не менее было в нем что-то щегольское, и всем своим видом он как бы говорил: «Я побью тебя одной лапой». Что показалось ей странно знакомым.
Некоторое время тетушка Приятка смотрела на кота. Она была близкой подругой госпожи Гоголь, а потому знала, что внешний облик — это еще одна вредная, но глубоко укоренившаяся привычка. Тем более, побывав хоть раз в Орлее накануне Самеди Нюи Мор человек мгновенно обучается доверять своему рассудку, а не чувствам.
— Если я правильно тебя понимаю, — произнесла она слегка дрогнувшим голосом, — ты бы сейчас не отказался от рыбьих ног, э-э, голов — так?
Грибо потянулся и выгнул спину.
— А в леднике еще осталось немного молока, — продолжала тетушка Приятка.
Грибо счастливо зевнул.
Потом почесал задней ногой за ухом. Человеческий облик, безусловно, хорош, но оставаться в нем постоянно — нет уж, увольте!
* * *
Днем позже.
— Похоже, заживляющая мазь госпожи Гоголь действительно помогает, — сказала Маграт.
В руках она держала кувшинчик, наполовину заполненный каким-то бледно-зеленым и необычно зернистым составом со слабым, но всепроникающим запахом.
— Между прочим, в состав ее входят змеиные головы, — сообщила нянюшка Ягг.
— И даже не пытайся меня напугать, — важно заявила Маграт. — Кто-кто, а уж я-то знаю, что «змеиная голова» — это такой цветок. Кажется, разновидность герани. Из цветов можно готовить чудесные средства.
Нянюшка Ягг, которая имела честь провести весьма познавательные, пусть и не лучшие в жизни, полчаса, наблюдая за тем, как госпожа Гоголь готовит свой состав, решила не расстраивать Маграт.
— Ага, — кивнула она. — Конечно, это цветы. Тебя не проведешь, умная девчонка.
Маграт зевнула.
Дворец был предоставлен в их полное распоряжение, хотя у них не было ни малейшего желания им распоряжаться. Матушку поместили в соседнюю комнату.
— Давай-ка, поспи, — предложила нянюшка. — А я пойду сменю госпожу Гоголь.
— Э-э, нянюшка… — нерешительно окликнула Маграт.
— Гм-м?
— Все… Все, что она… что она твердила во время нашего путешествия сюда… Она была такой холодной, такой бездушной. Правда ведь? Не исполняй людских желаний, не помогай людям волшебством и так далее — а потом р-р-раз! И сама все это проделала! Как же ее понимать?
— Послушай, — ответила нянюшка, — есть общие законы, а есть частные случаи. Теперь понятно?
— Нет… — Маграт прилегла на кровать.
— Это значит, что, когда Эсме использует такие слова, как «все» и «никто», на саму себя она их не распространяет.
— Но как же… Если вдуматься… Ведь это ужасно!
— Просто она ведьма, вот и все. Сплошные крайности во всем. А теперь… вздремни немножко.
Маграт слишком устала, чтобы возражать. Она вытянулась на кровати, и вскоре уже послышалось ее негромкое похрапывание.
Некоторое время
