Когда мы закончили трапезу, слуга унес тарелки и поставил на стол бренди и бокалы, а также несколько чайников с разными пряными чаями. Бренди был из Песчаных пределов, земли Шести Герцогств, – возможно, хозяева хотели сделать нам комплимент, подав его. Я с удовольствием и искренней благодарностью взял себе небольшой бокал. Рэйн хотел было что-то сказать, но тут дверь отворилась, и в комнату вошел дряхлый от старости Элдерлинг. Он шел медленно, опираясь на слугу и трость, продвигаясь к нашему столу крохотными осторожными шажками и тяжело дыша носом. Волосы его были золотыми, как у Малты, а чешуя – синей, как у Рэйна. И все равно я не поверил своим ушам, когда Малта со светской веселостью сказала:

– А вот и Фрон зашел пожелать нам доброй ночи.

Янтарь не могла его видеть, но, должно быть, слышала его сопение и старческие шажки, когда Фрон подошел к столу и опустился на стул. Слуга с поклоном спросил, чего ему налить, бренди или чаю.

– Чаю… пожалуйста…

Мы все невольно ахнули от изумления, поскольку голос выдал его. Я посмотрел на него по-новому. Глаза Фрона были ярко-синие, а чешуя – синяя и серебристая, причем эти два цвета соединялись не как попало, словно у пятнистого кота, а складывались в сложный и причудливый узор. Казалось, этот искусный орнамент нанесли нарочно, как татуировку. Но лиловый оттенок губ и темные круги под глазами не были частью этого узора. Фрон. Сын Малты. Не старик, а юноша, состарившийся из-за болезни.

Малта подошла и встала рядом с сыном. Протянув руку, она указала ему на нас:

– Принц Фитц Чивэл, лорд Лант, леди Янтарь, рада представить вам нашего сына, Ефрона Хупруса.

Я встал, подошел к нему на два шага и поклонился. Стоило мне приблизиться, как я ощутил его присутствие в Даре, словно громкий звон. Он протянул мне руку, я протянул свою. И к моему удивлению, Фрон пожал мне запястье воинским жестом, принятым у нас в Шести Герцогствах. Несмотря на растерянность, я ответил тем же. В тот миг, когда наши руки соприкоснулись, я ощутил его присутствие словно бы вдвое ярче. Никогда прежде я не испытывал ничего подобного. Ощущение было не из приятных, однако сам Фрон, похоже, ни в малейшей степени не подозревал о том, что вызывает его. Дракон и мальчик, мальчик и дракон ломились в мой разум, как пронзительный гул колокола. И еще громче, перекрикивая их, звенело ощущение неправильности, кошмарной, страшной неправильности в его теле. Он был слаб, голоден, он едва дышал и обессилел от этой неправильности. Это было совершенно невыносимо, я безотчетно потянулся и коснулся порока.

Мальчик ахнул. Голова его упала на грудь, и на мгновение он замер. Мы с ним окаменели, как были, обхватив друг друга за запястье. Я попытался поддержать его за плечо свободной рукой, и мальчик повис на мне. А я уже не мог отпустить его, потому что сквозь меня хлынула Сила.

Однажды, много лет назад, мы с Ночным Волком видели, как вешние воды прорвали ледяной затор на горной реке. С ревом и грохотом вода взломала плотину, и белая застывшая река в одно мгновение стала бурой от взбаламученного ила, веток и даже стволов деревьев, несущихся вниз по склону в бурном потоке. Вот так и поток Силы, который я постоянно ощущал вокруг в Кельсингре, который ревел и не давал мне докричаться до Неттл, внезапно нашел слабое место. Он хлестал сквозь меня, могучий и чистый, бурлящий от возможностей сделать мир совершенным. Радость, даруемая Силой, переполнила мой разум, чувства и тело. Мальчик придушенно всхлипнул, и возможно, я вторил ему.

– Фрон! – испуганно закричала Малта, и Рэйн вскочил на ноги.

Я ежился, словно от ледяного ветра, а перед моим внутренним взором тело Фрона становилось таким, каким ему надлежало быть. Где-то очень далеко удивленно вскинулась драконица Тинталья. Разве это не ее дело – придавать форму этому человеку? Но потом она выбросила меня из головы, как драконы и поступают обычно с людьми, и исчезла из моего восприятия.

А Фрон поднял голову и воскликнул:

– Что это было? Так здорово! – И потрясенно добавил: – Я могу дышать! Мне больше не больно дышать, и не надо нарочно стараться ради каждого вдоха! Я могу дышать и разговаривать!

Он вдруг отпустил мою руку и в четыре широких шага пересек расстояние между ним и встревоженным отцом. Рэйн обнял сына.

А меня тем временем слегка повело. Лант, чего я совсем не ожидал от него, подскочил ко мне и подхватил под локоть.

– Что сейчас произошло? – шепотом спросил он, но я смог только помотать головой в ответ.

Фрон вырвался из объятий отца и снова повернулся ко мне. Он вздохнул полной грудью и вдруг завопил от облегчения.

– Это ты сделал? – спросил он. – По-моему, это сделал ты, хотя чувство было такое же, как когда мне помогала Тинталья. Она иногда так делает. Но ее не было уже… пять лет, да? Да, последний раз она правила меня пять лет назад.

Он согнул и разогнул длинные пальцы, и я догадался, что драконица каким-то образом возвращала ему способность пользоваться руками.

Малта беззвучно плакала, слезы ручьями лились по ее щекам. Фрон кинулся к ней, обнял и попытался поднять и закружить, но не сумел. За много месяцев, когда он едва мог дышать, силы его истощились.

Но теперь он улыбался:

– Мне стало лучше, мама! Мне так хорошо уже много лет не было! Не плачь! У нас еще осталась еда? Теперь я смогу жевать и глотать, не задыхаясь! Больше никаких супов! Я хочу что-нибудь, что можно жевать! Или даже грызть! Есть у нас что-нибудь погрызть?

Малта громко рассмеялась и вывернулась из его объятий.

– Я принесу! – крикнула она, внезапно превратившись из царственной красавицы-Элдерлинга в обычную маму мальчика. И бросилась к дверям, на бегу распоряжаясь, чтобы принесли мяса, и поджарили свежего хлеба, и что-то еще, что я уже не расслышал.

Я обернулся и увидел, что позади меня стоит Рэйн, широко улыбаясь сыну.

Он перевел взгляд на меня:

– Не знаю, зачем вы пришли. Не знаю, что вы сделали, хотя уловил какое-то смутное эхо. Почти такое же ощущение, как от Тинтальи, той, что коснулась меня и сделала Элдерлингом. Как вам это удалось? Я думал, только драконы могут подобным образом придавать нам форму.

– У него много талантов, – сказала Янтарь.

Она поднялась и, чуть касаясь кончиками пальцев кромки стола, обошла его и встала рядом с нами. Лант тут же уступил ей место подле меня. И она взяла меня за руку до ужаса знакомым жестом. Молли. Так всегда брала меня за руку Молли, когда мы с ней бродили по торговым рядам и она хотела привлечь мое внимание или просто прикоснуться ко мне. Совсем не так брал меня за руку Шут в те времена, когда мы ходили куда-то вместе. Но теперь он был Янтарь и собственническим жестом положил тонкую кисть на мое предплечье. Я заставил себя стоять смирно и не дергаться. Как лошадь под седлом непривычного наездника, подумал я и обуздал порыв сбросить руку. Я не знал, что за игру затеял Шут, и не хотел путать ему карты.

Я мягко сказал: