После этого автор вернулся во Флоренцию и обратился к отцу управляющему за разрешением напечатать рукопись в этом городе, в чем ему было отказано. При этом последний [отец Риккарди] направил дело инквизитору Флоренции, тем самым устранившись от его ведения. Кроме того, отец управляющий уведомил инквизитора о том, что именно требуется выполнить для публикации, позволив ему решать, можно ли публиковать рукопись или нет.

Управляющий Апостольским дворцом показал копию письма, которое он написал инквизитору по этому делу, а также копию ответа инквизитора названному управляющему. В ответе инквизитор говорит, что он дал рукопись для исправлений отцу Стефани, консультанту Священной канцелярии.

После чего отец управляющий Апостольским дворцом ничего не слышал об этом деле, кроме того, что увидел книгу уже отпечатанной во Флоренции и опубликованной с разрешения инквизитора, а также в книге имелся Imprimatur для Рима.

Мы полагаем, что Галилей мог преступить границы данных ему предписаний, когда утверждал в абсолютной манере движение Земли и неподвижность Солнца, отклонившись, таким образом, от высказывания этих утверждений только как гипотетических. Мы полагаем, что он мог – и это главное – ошибочно приписать существующие морские отливы и приливы тому, что [в действительности] не имеет места, а именно: неподвижности Солнца и движению Земли. Мы полагаем также, что он мог вероломно умолчать о предписании, данном ему Священной канцелярией в 1616 году, смысл которого сводился к тому, что он должен был “полностью оставить вышеупомянутое мнение, а именно что Солнце неподвижно и находится в центре мира, а Земля движется, и в дальнейшем его более не придерживаться, не преподавать и не защищать никоим образом, ни письменно, ни устно, иначе святая инквизиция вынуждена будет возбудить против него дело. С этим предписанием он согласился и обещал повиноваться”.

Теперь следует рассмотреть вопрос о том, как надлежит действовать в судебном порядке с человеком и с напечатанной книгой»[1803].

«Изучив за последние несколько дней книгу синьора Галилео Галилея, озаглавленную “Il Saggiatore”, я пришел к заключению, что доктрина, коей учили некоторые древние философы, но затем решительно отвергнутая Аристотелем, возрождена ныне этим самым синьором Галилеем. Тогда я решил сравнить ее с истинным и надежным руководителем, с божественным откровением, кое более достоверно и определенно, нежели любые физические доказательства, и кое сверкает в окружающем мраке как испытание и награда за нашу веру. При свете сей лампады я обнаружил, что учение Галилея является ложным или, говоря другими словами (поскольку мне не хотелось бы выступать в качестве судьи), очень трудным и опасным, в том смысле, что любой принявший его за истину может затем спотыкаться в рассуждениях и в суждениях о вещах много более серьезных. Поэтому я решил дать знать обо всем этом Вашему Высокопреосвященству и просить вас (что я сейчас и делаю) сообщить мне для моего сведения, что думаете об этой доктрине.

Итак, вышеупомянутый автор в цитируемой книге на странице 196, строка 29, желая разъяснить утверждение Аристотеля, часто встречающееся у него во многих местах, о том, что “движение является причиной тепла” (см.: О небе, кн. II, гл. 7. – И.Д.), и приспособить это утверждение к своим предположениям, пытается доказать, что те акциденции, которые обычно называются цветом, запахом, вкусом и т.д. и которые обычно считаются атрибутами предмета, на самом деле являются не чем иным, как чистыми именами, и существуют только в чувствующем одушевленном теле, которое их воспринимает. Он объясняет это на примере щекотки, или, как бы мы сказали, зуда, причиняемого прикосновением некоторого предмета к определенным частям одушевленного тела, и заключает, что щекотка, то есть действие, направленное на ощущение одушевленного тела, неотличимо от прикосновения к или касания, например, мраморной статуи, для которой нет различий между тем, будете ли вы ее щекотать, касаться или тереть. Таким образом, все акциденции, возникающие в наших чувствах, кои называются цветом, запахом, вкусом и т.д., по его утверждению, находятся не в объектах, как это принято считать всеми, но только в наших ощущениях, подобно щекотке, которой нет ни в руке, ни в пере, которым дотрагиваются, например, до ступни, но они есть только в чувствующем органе живого существа.

Однако это рассуждение кажется мне ошибочным, поскольку оно принимает в качестве основания то, что следовало бы доказать, а именно что в каждом случае объект, который мы чувствуем, находится в нас самих, поскольку в нас есть его действие. И вовсе не прав тот, кто говорит: зрение, коим я вижу солнечный свет, находится во мне, а потому, дескать, и сам солнечный свет находится во мне. Тем не менее, буде возможно, я не перестану исследовать это.

Далее автор продолжает разъяснять свое учение, стремясь показать, что эти акциденции находятся в разуме человека и определяют наши действия. Как можно увидеть на странице 198, строка 12, он объясняет это, пользуясь представлением Анаксагора или, скорее, Демокрита об атомах, которые он называет minimi, или мельчайшими частицами, на кои, как он утверждает, постоянно распадаются все тела. Они входят в соприкосновение с нашими органами чувств, проникая в нашу субстанцию, и в зависимости от разницы в прикосновении этих частиц и различий их поверхностей (гладких либо шероховатых, твердых либо мягких), а также в зависимости от их многочисленности или же малочисленности они пронизывают нас по-разному и проходят сквозь нас с большими или меньшими затруднениями или с благоприятным эффектом на наше дыхание и вызывая в нас неизменно либо отрицательные, либо приятные ощущения. Он утверждает далее, что частицы элемента земли воздействуют на чувство осязания, кое наиболее материально и телесно, тогда как на вкус воздействуют частицы воды, которые он называет флюидами, на запах – частицы огня, которые он называет игниколи, на обоняние – частицы воздуха, и со зрением он связывает частицы света, относительно коего он, как он сам говорит, мало что может сказать. Затем, на странице 199, строка 25, он заключает, что для возбуждения в нас ощущения запаха, вкуса, цвета и т.д. в телах, которые обычно называют пахучими, цветными и т.д., не должно быть ничего, кроме размеров, формы и количества частиц, и что запахи, цвета, вкусовые ощущения и т.д. существуют только в носу, в глазах, в языке и т.д.; таким образом, вышеназванные акциденции отличны от атомов только по именам <…>.

Если признать эту философию акциденций истинной, то, как мне кажется, возникают большие трудности в объяснении существования акциденций хлеба и вина, которые в священном таинстве причащения отделены от субстанции; действительно, обнаруживая там объекты ощущения, зрения, вкуса и т.д. и следуя этой доктрине, можно будет сказать, что там продолжают находиться и мельчайшие частицы, которыми субстанция хлеба возбуждала до таинства наши чувства, и признать их субстанциальными, как полагал Анаксагор и с чем, по-видимому, согласен данный автор, что видно из изложенного на странице 200, строка 28, откуда следует, что в священном таинстве евхаристии принимают участие материальные частицы хлеба и вина, что ошибочно и порицалось Тридентским собором на 13-й сессии, канон 2.