Мало кому приходило в голову, чем эти слова обернутся в реальности. Скоро стало ясно – многомиллиардные состояния пришли к ним не благодаря уму, воле, способностям и бережливости – всем тем качествам, которые мы привычно продолжаем связывать с экономической успешностью в стиле М. Вебера. А благодаря неразборчивости в средствах, которая позволила некоторым оказаться в нужное время в нужном месте. Лауреат Нобелевской премии по физике Р. Джиаккони как-то заметил: «У вас, у русских, имеется совершенно ошибочное представление о мафии. Вы наивно представляете какого-нибудь мафиози как злодейского вида малого в маске, с кинжалом в зубах и с “машинганом”. Это дикая чушь! Лучше всего перевести на русский язык слово “мафия” словом “блат”. Услуга за услугу! Ты мне я тебе! И все это окрашено в оптимистические тона добрых семейных отношений» (13). И камуфлируется под парламентскую демократию.

Считается, что парламентская демократия построена на равенстве избирательных голосов. И это самая распространенная ложь. На самом деле правила игры определяют политические партии, в которых активное участие принимают узкие круги профессионалов, и действуют они, исходя не из идеалов «народной справедливости», а из своих экономических интересов. Л. Гумилев определял в 1990 году: «Демократия, к сожалению, диктует не выбор лучших, а выдвижение себе подобных» (14). Впрочем, задолго до наших дней, эту же мысль обосновывали Платон и Аристотель.

В большинстве случаев, соперничающие партии говорят одно и то же: все они за мир, за свободу и за благосостояние. Н. Трубецкой остроумно характеризует правящий слой при демократии, говоря, что он «состоит из людей, профессия которых… в том, чтобы внушать группам граждан разные мысли и желания под видом мнения этих граждан» (15). Более того, парламентская толпа депутатов и сама очень легко поддается внушению. В парламентских собраниях мы встречаем черты, общие для всякой толпы: раздражительность, восприимчивость к внушению, преувеличение чувств, преобладающее влияние вожаков.

Часто одного факта участия в толпе достаточно для немедленного и значительного понижения интеллектуального уровня. Человек толпы утрачивает чувство ответственности, что порождает наркотизирующее состояние свободы, необычного счастья; под влиянием толпы человек соглашается крушить ценности, питающие всю его материальную и духовную жизнь.

Потрясенный Е. Евтушенко, классический «шестидесятник», описывает демократию толпы в действии в августе 1991 года, сразу после победы над ГКЧП: «Внутри толпы в разных концах площади одновременно витийствовали несколько ораторов, с опьяняющей безнаказанностью давая выход всему, что накопилось в них за годы цензуры, психушек, диссидентских процессов. Однако и сам протест против уродств и нетерпимости был уродливым, нетерпимым… Обоюдная нравственная искалеченность подавляющих и подавляемых и предопределила будущую трагедию антикоммунистической революции» (16). А ведь то было только начало.

Отключение логического мышления, создание «демократии шума», минимизации культурных потребностей сограждан имеют одну общую сверхцель. Великий «шестидесятник» Б. Окуджава: «Вообще говоря, замысел мне понятен: всякого рода притопы, если эти притопы становятся перманентны и повсеместны, позволяют очень хорошо успокоить население и превратить его в толпу идиотов, а с толпой идиотов можно делать все что угодно – они не будут сопротивляться, ни задумываться…» (17) Правильно. Но разве того хотели интеллектуалы 1960-х?

О, вспомним наших прекраснодушных диссидентов – поэтов, писателей, режиссеров и художников – в общем, тех интеллектуалов, которые так настойчиво стремились к победе над тоталитаризмом! Действительно, люди со вкусом. Перестройка освободила три сотни диссидентов и – одновременно – миллионы ранее сдерживаемых человеческих страстей и национальных обид. Казалось бы, живи и радуйся – заветы Сахарова исполняй. Однако вспыхнула кровавая вакханалия. Лишь в Карабахском конфликте погибло 40 тысяч человек. Прибавьте к тому конфликты в Приднестровье, на Северном Кавказе, Средней Азии, тысячи убитых в бизнес-войнах по всей территории бывшего Советского Союза: каждый год от пуль новоявленных киллеров только в Российской Федерации погибало до 5 тысяч коммерсантов. Вспомним о покончивших с собой, умерших в нищете… Речь идет о миллионах жизней. Такова цена свободы 300-х диссидентов.

Дело, разумеется, не конкретно в этих людях – по именам «Левко Лукьяненко» или «Андрей Сахаров». Вопрос в абсолютной идеологической зашоренности руководителей антисоветского сопротивления, часто помноженной на циничный умысел тех, кто их использовал втемную. Тех самых деятелей теневого капитала, на которых в своих расчетах полагался процитированный П. Бунич. Жить на широкую ногу, не платить дань в Москву, не бояться экономических чисток – жить, как живут богатые люди на Западе. Почему нет? Только несли «теневики» не идею раскрепощения личности, как наивно полагали либералы, а клановость и феодализм. Они ненавидели систему и готовы были развалить ее любой ценой, включая ложь и провокации:

«В Баку, Нахичевани, Душанбе, Оше и других городах я был свидетелем нечистоплотных игр местных политиканов. Они истерично «заводили» толпу, натравливали ее на штурм и захват зданий, инспирировали погромы, а в стороне держали автомобили с работающими моторами и личной охраной. При первом же движении в сторону милиции, охранявшей здания, они сразу покидали место событий, чтобы «не засветиться» (18).

Во главе одураченных толп народа, как правило, стоят профессионалы. Конечно, нет такой профессии – «руководитель толпы», но вдохновить ее, направить в нужное, заранее намеченное русло, а потом устроить максимальный общественный резонанс – вопрос исключительно подготовленного человека. Скажем, трагические события в январе 1991 года, спровоцировавшие выход Литвы из состава СССР. «Серым кардиналом» и главным режиссером волнений в Вильнюсе является Аудрюс Буткявичюс. Талантливый человек, по образованию – врач-психотерапевт, который в конце 1980-х работал в лаборатории психологических и социологических исследований Каунасского кардиологического института, где серьезно увлекся теорией психологических войн. «Практику» проходил в родной Литве, осуществив с помощью легендарного политтехнолога Джина Шарпа первую «цветную» революцию на постсоветском пространстве[227].

Важные идеологические задачи выполняло и т. н. «экологическое движение», которое часто доводило публику, читающую перестроечную прессу, до стадии психоза. В национальных республиках проблемам окружающей среды вообще придавалось патриотическое звучание (например, движения за закрытие Игналинской и Армянской АЭС). А оттуда легко перебрасывался мост в политику – «Хай живе КПРС на Чорнбыльской АЭС».